Да и дежурная тётенька не отставала от него. Она в разговор маслица подливала, подливала и подливала. Костёр полыхал отчаянно… Языки огня лизали их кривые лица, которые с каждым разом становились ещё кривей, кривей и кривей, ещё уродливей, ещё перекошенней, ещё неприглядней, ещё безобразней, ещё страшней, ещё страхолюдней, ещё ужасней, ещё всё красней, красней и красней.
Жарко было очень и знойно до потери пульса…
Страсти-мордасти как из вулкана извергались из их перекосившихся злобой ртов.
Эти рождённые «сладкой парочкой» гадкие и скверные страсти-мордасти шустро поднимались вверх, клубились… пузырились… дыбились… множились… разлетались по всем сторонам света колдовскими микроскопическими частичками, самовозгорались и полыхали то сине-жёлто-зелёным, то оранжево-красно-кровавым пламенем…
А «сладкая парочка» хохотала от души. Они были довольны собой. Им казалось, что они имеют законное право надсмехаться над своими коллегами и обзывать их.
Они в этом были уверены. Вот и хохотали.
Смех раздавался неуёмный и неугомонный…
Гогот гусиный разлетался во все стороны…
Страшные фантазии рекой бурной лились…
Так и ехали они, фантазируя, хохоча и гогоча. Так они и ехали…
Но всё это смешное и фантазийное внезапно было очень громко перебито другим грубым мужицким словом. С другим смыслом. С иным подтекстом. Почти матом.
По другому поводу брань откровенная с картинками появилась. Совсем по иному.
По несвязанному с друзьями и коллегами. Что-то иное произошло… Что-то совсем другое случилось в этом конкретном месте сего огромного аэродромного пространства.
Неожиданно это произошло. Да-да! Нежданно-негаданно.
Хлесь! И конец дерзким измышлениям и фантазиям про соратников!!
Хлесь! И конец друзьям и подругам!! Конец коллегам и товарищам!!
В какой-то неподходящий момент шофёр автобуса вдруг гневно, громогласно и весьма беспардонно чертыхнулся, выругался в три этажа, с сожалением отключившись от бесконечного разбора срамных действий развратной Муськи, от обсуждения поведения противной жирной Тоськи, от констатации жизненных ошибок безмозглой дуры Люськи, от перечисления вредных привычек идиотки Шурки и других их многих аэропортовских коллег… подобных пройдох, гадин и стервоз, как их тут «нежно» и бесконечно «любя» и «уважая» величали эти верные «друзья», «товарищи» и «приятели».