В груди лихорадочно забилось сердце.
Люди были повсюду. Сидели на деревянных скамьях, стояли в узких проходах, жадно глазели на меня с лож и балконов.
Слишком много лиц.
Ещё несколько ударов…
Громких. Рваных.
А вон те самые законники. Их было трое, да ещё и в первом ряду. Они смотрели пристально, внимательно, цепко, словно уже всё поняли, догадались, кто я такая и что скрываю.
Чьё место занимаю…
– Задавайте любые вопросы! – лихо объявил Кастен, и в зале поднялся гомон. – О тех, кто вам дорог. О тех, кого потеряли. Любые! Если тени пожелают, ответят. Я прав, госпожа зрящая?
Я нервно кивнула, отвечая на ослепительную улыбку Толя.
Ответят. Если им будет угодно.
Кастен вскинул руки, призывая зал к тишине, и возбуждённый шёпот стих вместо со скептическими смешками. Зрители молчали, а я… Я внутренне дрожала и думала лишь о том, чтобы всё это скорее закончилось.
Нет, лучше частные встречи. Лучше медленно копить деньги, чем такое.
Чем выставлять напоказ себя и свой дар.
Может, они так и продолжат молчать? Может…
– Моя невеста… – зазвучал неуверенный голос парня в клетчатом кепи и сером пиджаке. Протиснувшись ближе к сцене, он стащил с головы фуражку и, прижав к груди, грустно продолжил: – Мелли… Она ушла от меня… от нас… два года назад, и я хотел бы спросить… – Парень замялся, не находя в себе силы озвучить вопрос, что не давал ему покоя.
Остальные молчали. Молчал весь зал. В тишине, вновь опустившейся на старое здание, я отчётливо слышала удары своего сердца. Один, второй, третий… Прошло совсем немного времени, всего несколько мгновений, как к ударам прибавился шёпот. Не людской – потусторонний. Шелест, едва различимый глухой свист, словно сквозняк просачивается в щели, которых в театре было немерено. И снова шёпот, шёпот, шёпот: усталый, возбуждённый, а иногда и зловещий. Он кружил, оплетая меня незримыми путами, вместе с белесыми фигурами. Вместе с тенями… Одни были почти чёткими, другие больше походили на сгустки тумана, то льнущего ко мне, то расползающегося по залу. Одни молчали, другие – продолжали шептать, делиться тем, что стремились рассказать.
Парню так и не хватило смелости озвучить свой вопрос. Он просто стоял и смотрел на меня, с надеждой и недоверием одновременно. Постепенно мои глаза привыкли к яркому свету, и теперь я видела, что во взглядах многих читалось именно то, второе чувство. Оно же отражалось в усмешках, чуть вздёрнутых бровях, скептическом покачивании голов.