– Интересно, что это за вид кактуса? – Пуговкина пыталась вспомнить виды суккулентов, но память пасовала перед непосильной задачей. – Здоровенный какой! Зачем его в горшок посадили и здесь оставили?
Матерящийся мужик после этой фразы внезапно замолчал, видимо решив не выдавать своего местонахождения. Люся рассматривала кактус, острые крупные иглы на больших отростках и мелкие, но не менее острые на вид иголочки на маленьких.
А потом она увидела их! Глаза! Карие человеческие глаза хмуро наблюдали за ней, изредка моргая, и находились они не там, где им положено быть, на чьем-то лице, а на коротком среднем отростке кактуса.
Вот тут-то и совершила наша Люсенька прыжок в кусты, прямо-таки как кенгуру, а в спину ей мужской голос кричал, что джунгли опасны, и просил вернуться, вскоре, впрочем, начав выражаться более цветисто, оставив из приличных слов лишь «гребаное», «дура» и «место».
Утреннее похмелье – не самое лучшее состояние организма, а если это состояние перманентно идет вперемешку с состоянием алкогольного беспамятства, то можете представить, каково приходится с утра такому человеку и как он при этом выглядит.
Костик чувствовал себя омерзительно, а на внешний вид уже недели три как совсем рукой махнул. Ну на самом деле, зачем ему, теперь неходячему инвалиду, нормально выглядеть? Для кого?
Его любимая и, казалось, любящая Сонечка, девочка-цветочек, творческая личность, художница, умница и красавица, выставила его вон, едва он выписался из больницы. Из их квартиры, заявив, что жилье ее и она суд выиграет, поскольку в браке они не состояли. То, что квартиру они покупали на его, Костины, деньги и уже свадьбу планировали осенью, она даже слушать не собиралась. Его цветочек оказался хищным, и хорошо, что было куда податься. Родители его перебрались на юг, не без помощи сына купив там небольшой домик с садом. Квартиру они продавать не захотели, аргументируя это тем, что вдруг приедут навестить.
– Не стеснять же тебя с твоей девушкой, – говорила по скайпу мама, чуть заметно поджимая губы. Сонечку, с ее рассуждениями о великих гениях живописи, с чуткой душевной организацией и вечными муками творчества, его мама не любила. Наверное, чуяло материнское сердце за милым улыбчивым личиком хищную натуру, живущую совсем не пищей духовной.