– Свои права, говоришь? – из меня вырывается неконтролируемый смех, и я почти дополняю его замечанием, что, быть может, она и знает, какие вещи гарантированы каждому человеку с самого его рождения, но явно позабыла про то, что существуют ещё и обязанности, несоблюдение ею которых и привело нас к данной ситуации. Но в самый последний момент по какой-то причине я проглатываю практически родившиеся и оформившиеся слова и заменяю их более зрелыми и обдуманными. – Нет, это не похищение и не плен, и не насильственное удержание. Это просто обычная человеческая просьба. Твоё появление вызовет много вопросов, на которые я не хочу отвечать, и возбудит повышенный интерес, с которым я также не желаю иметь совершенно ничего общего.
– Но я могу выходить хотя бы на задний двор? Эйдену нужны свежий воздух и солнце.
– Можешь находиться на террасе хоть целый день. Там есть стол и стулья, – киваю я, понимая, что ребёнку в любом случае непременно необходимы прогулки и пребывание вне дома, и что если я не готов к тому, чтобы о Кензи узнали особенно явно и скоро, то должен предложить ей иной вариант. Конечно, и единственная имеющаяся в наличии альтернатива не вот прямо-таки безупречна, ведь и участок частично просматривается из соседских окон, но и совсем заточить этих двоих в четырёх стенах ни в коем случае не выход и уж точно не принесёт пользы, как и не послужит ничему хорошему. – Просто ни с кем не общайся, а я в свою очередь постараюсь придумать для тебя адекватную легенду. И ещё… Чтобы о деньгах я больше даже не слышал. Отдашь всё, когда прославишься. И если тебе захочется о чём-то спросить или просто поговорить, то я… Я рядом, – последняя фраза явно не то, что я ожидал услышать сам от себя в тот момент, когда только входил в незапертую квартиру, но эти два слова кажутся правильными. Необходимыми ей. Даже если где-то у неё и есть друзья, о которых я ничего не знаю, сейчас поблизости их что-то не наблюдается.
– И никаких действительно условий и правил? Вроде того, что я должна что-то делать? Например, готовить или убирать?
– Конечно же, нет. Ты не служанка. Но я буду рад, если здесь останется так же чисто, как было и до тебя, – полушутя-полусерьёзно говорю я, и хотя Кензи и снова смотрит исключительно в свою тарелку и никуда больше, вилка, по крайней мере, уже несколько минут как перестала превращать аккуратно порезанные кусочки в пюре. Я вижу, как, восприняв мой юмор в совершенно верном ключе, уголки губ слегка приподнимаются в улыбке. Она несколько нерешительная и едва заметная, но, как по мне, это всё равно очевидный прогресс. Прогресс, который дополняется ещё и словами: