На следующий день Люда, терзаемая угрызениями совести за оставленных на трое суток у бабушки детей, подходила к Маринкиному дому. В руках у нее был ноутбук и сумки с двумя пижамами, косметикой, средствами гигиены на любой случай – все-таки в тридцать четыре уже не так-то просто покинуть дом более чем полдня.
– А я еще и ирригатор взяла с собой! – послышался сзади Светкин голос, Люда радостно обернулась.
– Светкин, приехала все-таки. Я так рада, что мы как раньше, втроем проведем время! А это у тебя ирригатор там булькает и бряцает в пакете?
– Это у меня там активатор фантазии!
– Тебе ж нельзя!
– А без этого я трое суток с вами в одном помещении не вывезу. К тому же, у меня драма. Личная. Неизвестно, какое лекарство мне более необходимо.
– Наконец-то с Игорем рассталась? – радостно выкрикнула Маринка, свесившись с балкона, ибо квартира ее располагалась на втором этаже.
– А вот и не рассталась. Решили временно пожить отдельно. Иди к домофону давай, звонить будем сейчас.
Дома у Маринки было уютно, шумел закипающий чайник, на кухонном столе стояло блюдо с конфетами и печеньем. Дверь в комнату сына Артема она тут же закрыла, сообщив, что туда лучше не заходить: мол, страшный бардак.
– А то вы еще травму психологическую получите!
– Меня бардаком не испугаешь. – сказала Люда. – Это у Светки, вон, идеальный порядок и фонарики по квартире развешаны.
– Значит, правила такие. – Марина разливала чай в кружки. – Садимся сейчас за книгу, и пока не получим шедевр – прерываемся только на сон, еду, питье и туалет. Андестенд?
– Ага. – Света достала из пакета ряд бутылок. – Вот питье.
– Эх ты, алкашня. Порицаю. Хотя в данных условиях – на пользу.
– Только Свет, ты это, меру знай. – вклинилась Люда. – Чтоб не как тогда, в общаге. Ну на золотую середину. Когда ты яйца из холодильника достала, в рядок выставила, а затем каждому немецкое имя дала, и делала «тартатататататата», типа фашистов расстреливала.
– А потом хоронила их в братской могиле под березой! – заржала Маринка. – это было незабываемо.