не скрывая повышенного интереса к Надиной курточке: похожие носили лет пятнадцать назад, еще в их студенчестве.
Надя, поглубже засунув руки в карманы куртки – последние перчатки были потеряны еще осенью – попыталась отделаться:
– Обещали в одном месте…
Но Светлана превратилась в ушлого следователя: дай ей точные факты, цифры; и в этом напоре вроде бы просматривалось даже настоящее участие. Добившись своего – чистосердечного Надиного признания, Светлана слегка нахмурилась, но тут же неожиданно расцвела:
— А знаешь что? А пойдём-ка к нам в театр!
Надя уставилась на подругу, не понимая.
— К вам? В теа-атр?
— Платят, правда, немного… Ну зато вовремя.
— Нет, послушай… Да у меня ведь и образование, ты же знаешь… Ты меня слышишь? – недоумевала Надя.
Светлана же, похоже, слышала только себя и видела перед собой только своё – не Надю, а свершившегося театрального деятеля.
«Забудет. Не она первая», – успокоила себя Надежда, распрощавшись наконец с завлитом.
Не тут-то было. Трезвые размышления не выдержали напора нахлынувших глупых надежд: «Неужели театр?» В лицо хлестнула немилосердная метель, ну и пусть! И вихрь закружил, но не снежный… И внутренне обмирая, Надежда уже не понимала, от чего она больше дрожит – от избытка чувств и мыслей или от холода. «Всё же курточку надо бы поменять. Стыд какой-то, безденежье – безодежье».
Дома она, не раздеваясь, первым делом набросилась на старый книжный шкаф, откопав в самой его глубине груду старых конспектов. Посреди физик и алгебр затесалась и ещё одна, на вид обычная – с физиком Майклом Фарадеевичем, как она его ласково именовала, на обложке, общая тетрадь, 48 листов. Но внутри – да, это она! Не по физике.
«Тетрадь
по умственному труду
ученицы 21-го кл. средней школы №_
Евфимкиной Надежды»
Полистав успевшие немного обветшать странички, Надя с удивлением поймала себя на том, что… зачиталась. Так много открылось нового. Да она впервые всё это видела. Кто это всё писал? Про один из самых известных спектаклей всех времен и народов. «А-а, а я и не знала, что про него у меня есть…»
«…да и сам Антон Павлович в своё время очень бывал недоволен артистами, которые «не делают решительно ничего из того, что у меня написано». Актёры либо свято чтят традицию, либо сговорились и, как и сто лет назад, продолжают изо всех сил делать не то. «Вышла у меня комедия, местами даже фарс… Вся пьеса весёлая, легкомысленная…»