– Бабуля, ты хочешь сейчас мне сказать, что я двенадцать раз в своей жизни влюблюсь и расстанусь, то есть я должна буду пережить боль двенадцать раз такую же, как я испытала, когда думала, что Женька умрет?
– Ты целовалась с Женькой?
– Ну я нет. А вот он как-то поцеловал меня в подъезде.
– Тогда осталось всего одиннадцать.
Комок подкатил к горлу, я вскочила и выбежала на улицу под дождь. Закрыла глаза, чтобы не видеть этот серый мир и жадно хватала ртом воздух, слизывая дождинки с пересохших губ. Боже мой! Неужели это происходит со мной? Ну почему со мной? Двенадцать мужчин? Двенадцать любовей? Черт побери этого Женьку! Тогда я испытала настоящий шок от осознания того, что этот дурень исчезнет из моей жизни, при этом абсолютно не была в него влюблена. Я вообще не знала, что чувствую к нему, а что было бы, если бы любила? С ума бы сошла от безумной утраты. И такое пережить еще одиннадцать раз? Нет, не хочу умирать столько раз. Пусть лучше сразу меня убьют и закопают здесь в огороде у бабушки. Я не могу быть художником, любить и быть счастливой. Зачем мне вообще эта жизнь?
То, что я узнала, по задумке прабабки, должно было вызвать шок и
вернуть цветной взгляд на мир. Но мир показался мне настолько чёрным, а будущее – беспросветным, что я хотела лишь одного – закрыть глаза и не проснуться. Наверное, всё так и было бы, но что-то снова пошло не так. Под осенним дождём я промокла и жутко замерзла. Подхватила сначала простуду, потом ангину, а потом и воспаление лёгких. Тело пылало огнём, но даже в бреду, мир оставался серым. Даже сны стали сниться чёрно-белые. Несмотря на моё отчаянное желание раствориться в этом мире серых теней, я всё-таки выздоровела. И… стала рисовать. Нет, мой воспаленный мозг не прозрел, и антибиотики не вызвали желание жить. Это всё дед Ваня. Он явился ко мне в больницу с картиной. Это была репродукция на холсте Ван Гога «Телега с чёрным быком».
– Василиса, – дед никогда так официально меня не назвал, – Василиса, послушай старого декоратора. Это самая лучшая картина Ван Гога. Ты видишь, он соединил интенсивный чёрный цвет с белыми ногами вола. Посмотри на телегу, на птиц. Какая здесь уникальная детализация.
– Деда, ты думаешь, я могу стать Ван Гогом? – недоверчиво спросила я.
– Конечно, нет. Чушь какая. Но Ван Гогшей можешь, – засмеялся он и потрепал меня по голове. – Хитрюга моя, лисья мордочка, кто-кто, а ты уж точно обхитришь свою судьбу. Просто рисуй. Запомни, ты единственная на всем белом свете видишь мир со всеми оттенками чёрно-белого. А ведь другим его приходиться придумывать и воображать.