– Да… Весёленькая картина. Прямо как в детском саду! Ну да ладно. Давай что ли за встречу, – улыбнулся Пётр. Друзья выпили и приступили к закуске.
Настроение начало выправляться в нужную сторону. На душе потеплело. Завязался душевный разговор, который, как это водится, постепенно вошёл в правильное русло. Вдоволь наговорившись, оба замолчали и уставились в окно.
Павел, задумчиво водивший своей игрушечной ложкой по остаткам супа, вдруг оживился и выдал:
– Я смотрю на поверхность горячего супа
Через влажную горечь, сквозь рябь суеты…
Жалко курить теперь нельзя в кафешках. На улицу придётся переться.
Не хочу оставаться куском полутрупа…
Во! Эврика! Общественное мнение, на мой взгляд, подобно стекловате! Раздражение от неё не только внутреннее, но ещё и на физическом уровне. Как ты считаешь? Всё аж чешется. У меня уже аллергия сформировалась. Давай уже допьём да пойдём, что ли, пройдёмся, курить ужасно хочется. – подытожил свой монолог Павел и поднялся со стула. Друзья расплатились с официантом и вышли на улицу.
Пройдя пару кварталов, Павел остановился.
– Слушай, Петрище! Я тут сегодня утром проснулся и наворочал что-то не совсем вразумительное:
Пусть убог и никчёмен мой завтрак,
Но я розовощёк, словно бог.
И умышленно пусть процветают
Красота и здоровье домов…
– Ну, как тебе? Да погоди ты ржать-то – это ещё не всё. Пока мы шли, я продолжение придумал:
И мансарды пускай нависают,
И какой-то не вовремя знак…
Я уверен, я точно – я знаю, -
Со мной рядом прошествовал бог!
– Ну, Паша, ты превзошёл сам себя! Ха-ха-ха! Гениально просто! Налицо ранняя и прогрессирующая форма деградации! Как ловко ты опустился до пятилетнего возраста! Умение впадать в детство – это, несомненно, талант! А «со мной рядом прошествовал бог» – вещь! Кстати, так как я в этот момент шёл рядом с тобой, то с твоего позволения, я имею наглость принять эти слова на свой счёт. Браво! Весьма польщён! Спасибо! Как бы мне теперь не зазнаться. Ты одёргивай меня, если что.
– Конечно, Петруччо, одёрну, не сомневайся! А вообще, серьёзные тексты писать мне стало как-то не интересно – скучно и пошловато всё это. Мелко, я бы сказал. По-моему, юмор – куда как глубже, нежели официальная и общепринятая полу-поэзия с псевдо-прозой вкупе. А вот абсурд – это вообще космос! Меня интересует Чушь! Во всех её проявлениях. Чушь с большой буквы! Да-да, слово Чушь следует писать с большой буквы! Редкоземельная, щербатая Чушатина лыбится из меня! Осознанная Белиберда должна жалить больней, чем официальная и причёсанная литература. Это как лечение укусами пчёл. И потом – это просто весело! Как ты считаешь? Ладно хватит стаптывать башмаки. – закончил Павел. И они решили завернуть в уютный скверик и перекурить трапезу. Пройдя по аккуратной дорожке, выложенной плиткой, они остановились в центре скверика между двух скамеек, стоящих друг напротив друга. Возле каждой скамейки стояла персональная урна. А что? Очень удобно. И главное – тихо. Деревья скрывали их от уличной суеты, и можно вполне комфортно заняться перевариванием пищи. Тут позади послышались торопливые шаги. Они обернулись и увидели, как к ним как-то неестественно плавно, но очень стремительно приближается невысокий человек с деревянной лопатой для уборки снега. С обычной такой лопатой: деревянный черенок с ковшом из фанеры, край которого был обит металлом. На нём была потёртая оранжевая жилетка и синяя рабочая униформа. На ногах валенки с калошами. В глазах Павла мир вдруг преобразился: всё вокруг приобрело жёлтый с оранжевым отливом оттенок, как будто он надел специальные очки. А воздух стал плотным и вязким словно кисель. И при дыхании он приходил в видимое и ощутимое движение – при выдохе ото рта расходились круги, как при касании жидкости. Пётр же узрел всё в нежно-салатовом цвете. Звуки стали осязаемыми и видимыми – в виде колебаний некой вязкой, но податливой среды. Законы перспективы перестали действовать: человек с лопатой по мере приближения почему-то уменьшался в размерах, а должно, по идее, быть наоборот! Человек выключил звук шагов, бесшумно подплыл к ним и заговорил: