– Слышал про отца ее. Неожиданно.
Мы оба молчим. Сабуров мужик немногословный. Как и я, собственно. На том и сошлись когда-то в детдоме.
– Твой долг ему закрыт.
Рус напрягается.
– Ты…
– Как и мой тебе.
– Старый пень, – качает он головой. – Все ж таки переиграл, значит.
– Ты знал? – тут же напрягаюсь.
– О чем? Что завод его вот-вот отожмут? Подозревал. Но Борисов был слишком ушлым, его так просто не возьмешь. Да и понятно, что лезть к нему было не в моих интересах. Правила он соблюдал – остальное, не моя забота.
– Он приходил к тебе дочь пристраивать?
– Было дело, – неохотно признается друг. – Но мне, сам понимаешь, не до этого.
Ловко-то как. Не до этого ему, блядь. А мне теперь куда стрекозу эту неугомонную девать? Хотя приданное за ней, конечно, фартовое.
– Как сын? – интересуюсь осторожно, помня про болезнь Эмиля.
У меня детей нет, да и не стремлюсь. Барби ляпнул, просто чтоб место свое знала. В нашем мире любое слабое место – плохо. Так что род свой продолжать я уж точно не планирую.
– Не особенно, – мрачно отвечает друг. – Ты извини, я тут был слегка занят, так что упустил весь этот замес с Башировыми.
– Не парься. Мы уже порешали.
Ну, как порешали? Пришлось эту парочку братьев идиотов на счетчик поставить и устроить показательное шоу для тех, кто забыл, что крысятничать нехорошо. А еще работать на чужого дядю, стравливая тех, кто тебя кормит.
Сабуров в нашем городе главный. И при том не беспредельщик. По крайней мере, сейчас. Это раньше, по молодости, когда мы оба были наглухо отбитыми и дикими, его прозвали Лютым не спроста. Меня же… Да к черту эти клички.
– Лады. Но если будут проблемы – звони.
– Сами разберемся.
– Ты главное помни, что в городе должен быть порядок.
– Как скажешь, – ухмыляюсь в ответ.
Буквально пару мгновений раздумываю, сказать ли другу про конверт Борисова, но в итоге все же молчу.
Нет уж. Удача дело такое. Спугнешь еще.
Едва муж уходит, вскакиваю со стула. Все-таки сидеть довольно больно.
Изверг! Физическая боль перебивает ту пустоту, которая оглушает. Пока был Заславский я ещё держалась. Но оставшись одна, снова погружаюсь в какое-то отчаяние.
Я, конечно, злилась на отца за то, что он отдал меня в жены, но не желала ему смерти. Тем более что теперь, выходит, я осталась совсем одна. Мама умерла, когда я была совсем малышкой. Отца теперь тоже нет. Алевтина – это даже не смешно. Мачеха всегда меня недолюбливала.