Прогуливаясь апрельским днём по Замоскворечью, мы зашли в один известный дворик, и я спросил, приобняв её:
– Рина, а ты знаешь, что здесь снимался «Иван Васильевич»?
Она внезапно побледнела, отстранилась и метнула на меня колкий пробирающий взгляд:
– Какая ещё Рина?! Ты думал о ком-то другом, да? Запомни, я никакая не Рина, не смей меня так называть! Моё имя – Коринна, и точка!
Я впервые видел её в таком раздражении. С минуту мы постояли молча, рассматривая друг друга как сквозь новые линзы. Справившись с собой, она взяла меня под руку, и мы пошли дальше в сторону Третьяковки.
– Прости, – сказала она немного спустя. – Понимаешь, меня называл Риной один тип… Он долго искал моего расположения. Мы были близки какое-то время, но ему не нужно было от меня ничего, кроме… В общем, это было настоящее животное! Я начала игнорировать его, но он не давал мне прохода, подстерегал буквально везде. Однажды он стал лапать меня прямо на улице, называя Риной. Я поколотила его, как могла, и прогнала. Он был здоровый, как кабан, но на людях так испугался, что ускакал, как суслик, и на время отвязался.
– Почему тебя так взбесило имя Рины?
– Как тебе объяснить… А ты не читал Флоренского?
– Какого ещё Флоренского? Отца Павла Флоренского? А при чём тут он?
– Да, того самого Павла Флоренского. У него в одной книге есть ответ на твой вопрос, а пока давай больше не будем об этом. Если интересно, я дам тебе почитать.
Изумлённый и заинтригованный, я не стал задавать дальнейших вопросов, а вечером того же дня впервые оказался у двери её квартиры. Она из вежливости пригласила зайти на чай, очевидно, не рассчитывая на моё согласие, и я, разумеется, отказался: мне пока не хотелось знакомиться с её родителями. А вот прочитать Флоренского мне просто не терпелось.
Она вынесла небольшого формата книгу, аккуратно завёрнутую в пакет, и протянула мне на вытянутых руках.
– Найдёшь ответ – сообщи. Думаю, тебе понравится.
Повторяя в шутку её движение, я взял свёрток двумя руками, по-восточному поклонился и направился к лестнице, ожидая, что она окликнет меня и мы попрощаемся, как обычно. Но тут же послышался хлопок двери, и я остался один на холодной площадке. В тот вечер я впервые не подержал её шелковистых рук перед новым недельным расставанием.