– Убивать всегда легче, чем понимать, – продолжал Серафим и смело, почти не хромая, шёл навстречу опешившему фашисту. – Не забывайте, что всех вас за неправедный суд над беззащитными людьми накажут не только физически, но и муками более тяжкими – внутренними. А, главное, печать насилия и несправедливости пиявкой вопьётся в ваших потомков и будет терзать их, не давать жить спокойно и достойно. Сделает из них – мучеников!… Подумайте об этом карающем будущем.
К Серафиму уже бежали солдаты, а офицер свирепо искривившись стал разряжать в смельчака пистолет. Но! Произошло чудо! Пули огибали парня и попадали в гитлеровцев. Вот уже упал один солдат, второй, потом и бесноватый офицер. Военнопленные распластались на земле, стараясь укрыться от стреляющих с вышек охранников. Затем над лагерем проскочила молния, и загорелось всё: бараки, вышки, крематорий и другие строения. Серафим стоял перед павшими ниц людьми и, освещённый заревом, переполнялся чувством победы над этим адом, вместилищем жестокости и надругательства над самой сутью человеческой. Он не замечал, что его тело обвивала белая мантия, а над головой мерцало сияние.
Горело так споро, что от пожарища вскоре остались только тлеющие головешки да серо-красная зола. Люди стали неуверенно подниматься с плаца и издавать возгласы удивления и осторожной радости. Одним из первых поднялся тот самый, высокий, с худым скуластым лицом, мужчина и подошёл к Серафиму.
– Лейтенант советской армии Пётр Степанов, – протянул он руку. – Наверное, сам Бог послал вас. Думал, всё мне…
Серафима уже окружила толпа живых скелетов. Он вдруг увидел, что это действительно мёртвые люди! “Как же они ещё двигаются?” – мелькнуло в голове. В глазах снова потемнело, он мотнул головой и почувствовал на своих плечах руку Евсеевича.
– Что с тобой, парень? А это?… Ты, что ли, Петя?
Евсеевич поднялся и кинулся обнимать Петра Степанова, шагнувшего из темноты.
– Друг ты мой! Жив ты, оказывается, жив!
Сторож плакал, обнимал выжившего товарища, а Серафим сидел и ощущал, как взгляд проясняется, пелена исчезает и сознание возвращается в нормальное состояние. По мере того как он приходил в себя, менялось и всё вокруг. Снова был осенний вечер и старый солдат, который топтался перед скамейкой и в недоумении крутил головой: