– Потеряли время, потеряли! Что же вы в районе своём так долго собирались? Вон, уже и выше по ноге пятна пошли. Сразу надо было к нам, сразу.
Положили в палату на пятом этаже. Дарья уехала домой. Договорились пару дней созваниваться, а потом она снова приедет.
– Или ладно, чего ты мотаться будешь. Дом теперь на тебе одной, всё теперь на тебе…
– Как же я могу не приехать к тебе? Приеду я.
Кровать стояла у окна. Иван отрешённо смотрел с высоты пятого этажа на опушённые снегом разлапистые сосны за больничным забором, на видневшееся между стволами шоссе. Оттуда доносился шум, там проезжали машины – белые, красные, чёрные…
Он вспоминал сейчас, как в школе на уроке физкультуры первым пробежал трёхкилометровый кросс. Девчонки поглядывали на него с интересом, солнце слепило глаза, и пушистая поросль над верхней губой топорщилась от довольной улыбки.
– Что делать, Иван Данилович, – сказал через неделю лечащий врач, – другого выхода нет. Надо ампутировать.
Ногу отняли чуть ниже колена. Культя долго не заживала, кровоточила, рана не затягивалась. Дарья без отдыха курсировала между селом и городом. Из другого города, издалека, приехала дочь. Сидела с отцом две недели, ухаживала, успокаивала. Потом уехала, не могла дольше оставаться. Дарья после ещё много дней одна тянула лямку.
Весной – уже новая трава пробилась к свету, и река сломала толстый лёд – Иван Данилович вернулся домой. Началась его одноногая жизнь – неуклюжая, с костылями под мышками и постоянной горькой бутылкой на столе. На работу больше не ходить – всё. Дали первую группу инвалидности, добавили немного денег к крошечной пенсии.
– Вот такая насмешка судьбы надо мной, – сморщился после очередной рюмки Иван. – Было у меня две радости душевных, а теперь обе мне заказаны.
Очень он любил ещё с мальчишества посидеть с удочкой на реке или на озере. Именно на удочку любил рыбачить. При первой возможности на утренней или вечерней зорьке уходил с удилищем и ведёрком к воде. Уединялся, сидел в тишине – заворожённый, сам с такой же тихой душой, как всё вокруг. Смотрел на поплавок, на осоку, на высунувшуюся из воды у берега остроносую, пучеглазую мордашку лягушонка. Смотрел на синюю, как василёк, стрекозку-коромысло, прицепившуюся к камышу. И такое тепло от всего шло и радовало сердце. И он улыбался.