Кто-то скажет про него: «Личность незаурядная и ничего не боящаяся!»
«Человек, которого все боятся и уважают! Специалист в своём деле. Ас-рэбовец!» – скажет другой.
И каждый по-своему прав. Что же я увидел в нём?
– Товарищ майор, подпишите рапорт, хочу в клиническую ординатуру академии поступить, – обратился я к нему в 2000-м году.
– Ладно, давай, подпишу, пойдёшь вместе со мной, но в следующем году. Согласен? Мне там знакомые нужны будут.
– Так я ведь на психиатра буду учиться!
– А я что, не человек, что ли? Крыша от вас поедет, кто мне её ставить будет?
Я не мог клинически оценить его личность – в тот момент это не входило в мою компетенцию. Но общение с ним прибавило мне практики, стоицизма и житейского опыта. Он был всего на год старше, но в некоторых вопросах выглядел куда более зрелым.
В клиническую ординатуру поступил я лишь в 2005-м. Как-то на первом курсе обучения заместитель начальника кафедры психиатрии вкрадчиво поинтересовался:
– И что вид у вас всё время грустный да уставший? Никто не обижает вас здесь?
– Что вы, товарищ полковник! Да я сам могу кого-нибудь при желании обидеть. Вот был у нас комбат!..
И рассказал ему житейский эпизод, после которого «обидеть», как мне казалось, уже невозможно.
То ли от скуки, то ли от личностных особенностей, сдабриваемых иногда алкоголем, но любил он плести интриги. Увольнять, сажать, склонять по падежам на совещаниях, за глаза называть некрасивыми словами. Но всегда оставался человеком. По-крупному никогда никому зла не причинял, не то что в соседском батальоне разведки, где приковали выпившего начмеда к столбу наручниками на ночь. Приходил он ко мне на обработку ран на запястьях. Как его командир после этого в глаза доктору смотрит? Все ведь пьют, не только эскулапы. А вот в ремонтном батальоне дежурный по части не выдержал словесных надругательств, и рука его нажала на спусковой крючок. И поехал командир части «двухсотым» с «заочной» медалью за отвагу (а может, и мужество) в сопровождении похоронной команды. В химбате двадцатисемилетнего подполковника арестовали за использование дубинок в воспитании подчинённых. Может, это и сказки, кто его знает, что злые языки злословят про своих командиров.
Но наш на подобные крайности не переходил. Припугнёт немного, попрессует и отпустит с шуткой. Ну, написал капитан Журавленко рапорт: «Так, мол, и так, прослужил полтора года безвылазно в Чечне, хочу в отпуск!» А он любил загорать в высокой траве во время боевых дежурств по командному пункту. Уж не знаю, как и где, но не по-армейски загорать без белья в то время, когда сопки дымятся то от нефти, то от взрывов САУшек и вертолёты постоянно барражируют