Дальше беседа потекла по накатанному руслу; мне доводилось видеть нечто подобное по телевизору, и я чувствовал себя подготовленным к диалогу. Были ли у моего отца враги? Кажется, нет; о друзьях, по правде говоря, мне тоже ничего не известно. Что касается врагов, отец не такая значительная фигура, чтобы их иметь. Кому выгодна его смерть? Разве что мне. Когда я приезжал к нему в последний раз? Вероятно, в августе. В августе в министерстве делать особенно нечего, но коллеги вынуждены идти в отпуск из-за детей. Я же остаюсь на работе, раскладываю пасьянсы на компьютере, а числа пятнадцатого прибавляю денек-другой к выходным и в это время навещаю отца. Хорошие ли у нас были отношения? И да и нет. Скорее нет, но я ездил к нему раз или два в год – это уже неплохо.
Он кивнул. Судя по всему, дача показаний подходила к концу, а мне хотелось сказать еще что-нибудь. Я испытывал к капитану необъяснимую, безотчетную симпатию. Но он уже заправил бумагу в принтер. “Отец много занимался спортом!” – выпалил я. Капитан взглянул на меня выжидающе. “Нет, ничего, – пробормотал я, разводя руками от безысходности, – я только хотел сказать, что он много занимался спортом”. Капитан Шомон досадливо отмахнулся и запустил печать.
Подписав показания, я проводил его до дверей. “Понимаю, что разочаровал вас как свидетель”, – сказал я ему. “Свидетели всегда разочаровывают”, – ответил он. Некоторое время я обдумывал этот афоризм. Перед нами лежали бесконечно унылые поля. Усаживаясь в свой “Пежо-305”, капитан Шомон пообещал сообщать о ходе расследования. В случае смерти родственников по прямой восходящей линии государственным служащим предоставляется трехдневный отпуск. Я вполне мог возвращаться не спеша, закупить здешних камамберов, но ничего такого делать не стал и выехал сразу на парижскую автомагистраль.
Оставшийся свободный день я ходил по турагентствам. Туристические каталоги нравились мне своей абстрактностью и умением сводить все места на свете к ограниченному набору счастливых мгновений и соответствующих расценок; система звездочек, обозначавших степень счастья, на которую вы вправе рассчитывать, представлялась мне подлинной находкой. Сам я не был счастлив, но счастье ценил высоко и все еще мечтал о нем. Английский экономист Маршалл представляет покупателя рациональным индивидом, стремящимся максимально удовлетворить свои потребности исходя из финансовых возможностей; Веблен анализирует воздействие социальной группы на процесс приобретения (с учетом того, желает ли индивид с этой группой идентифицироваться или, напротив, от нее отмежеваться). Коупленд показывает, что процесс покупки различается в зависимости от категории продукта или услуги (текущая покупка, запланированная покупка, целевая покупка); а вот из модели Бодрийяра – Беккера следует, что потребление само по себе есть производство знаков. В глубине души я чувствовал, что модель Маршалла мне ближе всего.