Обои, провода, шторы и ковры, ножки шкафов, двери, диван и подушки, книги…
Иногда квартира напоминала место преступления, в центре которого сидел счастливый от проделанной работы Микки. Ему прощались всё только потому, что он был действительно милым.
Убирать каждый день было утомительно. Плакать над погубленными вещами тоже. Мои итальянские туфли, редкое издание книги, кашемировый свитер, дорогой, но теперь уже выпотрошенный, диван. И шерсть! Не верьте в то, что собаки линяют дважды в год. Микки линял всегда, его белые волоски находились даже в кружках с утренним кофе, а раз в неделю, если вычистить мебель и подмести пол, можно было собрать ещё одного пса.
Сжав зубы я оттирала пятна мочи и экскрементов, просыпалась даже ночью от того, что рука угодила во что-то мокрое или в нос ударил запах аммиака. И чистила, чистила, чистила. А ещё злилась, на себя в первую очередь, что пошла на поводу и согласилась на его предложение. Злилась на Кирилла, который стал всё чаще нарушать данные мне обещания и чтобы избежать уборки, подолгу выгуливал собаку. И, конечно, я злилась на Микки.
Не знаю, способна ли маленькая собачка пошатнуть нервы, но со мной стало происходить что-то необъяснимое. Я плакала почти каждый день, запираясь в ванной, стала тревожной и замкнутой, а из зеркала на меня смотрело осунувшееся лицо. Даже подруга, которой я пожаловалась, отметила:
– Если бы я не знала, что речь идёт о собаке, подумала бы, что у тебя послеродовая депрессия.
Что-то точно было не так.
***
Да, Микки прощалось всё, потому что он был милым. Действительно милым. Он рос не таким стройным, как его сородичи, был чуть приземистым с кривоватыми задними лапами. Бровки домиком, длинные реснички, карие глаза, порой будто смотревшие в разные стороны – всё это было способно растопить даже чёрствое сердце. Но, как и все дети, милее всего он был когда спал – на животе, вытягивая задние лапы, похожие в этот момент на куриные окорочка.
Он подрастал. Круглый живот подтянулся, молочные зубы сменились на коренные, вытянулась морда, а тонкий «гав» превратился в уверенный баритон. Я стала замечать за собой, что подолгу смотрю, как он спит. В эти моменты в груди что-то слегка ёкало. Нет-нет, да брошу ему игрушку, потреплю уши или разучу простенькую команду. И вот, несмотря на то, что в договоре купли-продажи и в ветеринарном паспорте стояло имя Кирилла, Микки решил, что главный его человек – это я.