Да. Это оно. Повторный заход на мои личные круги ада.
Дверь за приятелем Димы захлопывается. Я растерянно смотрю на шокер, что валяется у моих ног, а через минуту меня накрывает волной паники.
Несколько мгновений назад я была готова защищаться, выставить мерзавца за дверь или приложить его разрядом тока, а теперь моя смелость испаряется, тело наливается слабостью, цепенеет, из него по крупицам уходят силы.
Колени подгибаются. Приходит озноб, сознание начинает меркнуть. Нет, я не на грани обморока. То, что происходит сейчас со мной, сильно – гораздо, гораздо, гораздо! – хуже потери сознания.
Я тяну руку к двери. На автомате щелкаю замками, цепочкой. Пальцы дрожат, мимолетное облегчение наступает, когда ладони касаются прохладной поверхности дверного полотна. Я упираюсь в нее, наклоняю голову, стараюсь контролировать дыхание, чтобы не допустить гипервентиляцию легких, но с каждой секундой это становится все более невыполнимой задачей.
Спустя несколько десятков вдохов понимаю, что мои щеки мокрые от слез. И вот тут защитную плотину прорывает.
Теперь меня трясет так, что я слышу стук своих зубов. Сползаю вниз, прижавшись лбом к двери. И задыхаюсь, задыхаюсь, задыхаюсь…
– Крошка… Крошка… Крошка… Крошка…
Слово пульсирует в ушах и окончательно уводит почву из-под моих ног.
Следом приходит смех. Сальный, мерзкий, противный.
Он-то меня и отрезвляет. Я вскидываю голову, слепо уставившись в пустоту. Моргаю. Глаза выжигает соль, очертания предметов расплываются, но я заставляю себя подняться. Шагаю в сторону спальни.
Падаю на кровать.
Вгрызаюсь зубами в подушку и беззвучно кричу. Связки напрягаются, но в комнате стоит гробовая тишина.
Снова кричу.
И снова.
И снова.
Снова…
Спустя час я сдираю с себя кожу под душем. Запястье покраснело и ноет. Спустя еще полчаса меня выворачивает над унитазом.
Организм словно избавляется от яда. Меня бросает в пот, следом – трясет от холода. Перед глазами то сплошная угольная пелена, то яркий свет, ослепляющий до рези, до слез.
А потом все по второму, третьему, четвертому, пятому кругу.
Более-менее прихожу в себя только через несколько часов. И сразу проваливаюсь в беспокойный, наполненный кошмарами сон.
Собраться с мыслями и силами удалось только к вечеру. Ноги тряслись, когда я впервые за много часов приняла вертикальное положение. Отыскала заныканную в тумбочке у кровати пачку сигарет и вышла из квартиры. Поднялась на последний этаж высотки, вышла на крышу. Села на прогретое солнцем покрытие, подкурила и почувствовала облегчение.