Закрываю лицо, всхлипы, слёзы, подвывания.
Паша молчит.
– Хочешь сказать, что этот уёбок тебя заставил? – голос тише звучит, участливее что-ли.
Больной на голову урод.
–Да пошёл ты!
Секунда и он меня к себе тянет, в грудь свою утыкает и обнимает нежно-нежно, по спине гладит. Баюкает как маленькую… Опять роль хорошего играет. Обжимает, словно любит безгранично, будто бы самое важное для него сейчас это – я.
Меня же жжёт любое прикосновение. Как огнём опаляет.
Терплю. Во имя цели терплю. Через силу терплю чужие руки, ласку чужую. Просто больной на голову урод… Он так изощрённо измывался словами и действиями, а сейчас вдруг вот так. Нежность, ласка.
НЕНАВИЖУ!
Постепенно градус снижается, он меня плачущую на руки берёт, на кровать опускается, к себе всё так же прижимает, гладит, успокаивает, говорит какую-то совершенно несвойственную ему хренотень. Весь такой защитник, злится и про моего мужчину грязь льёт, грозится его закопать. Мол, для этого всё сделал, что ещё немного и передел будет, тогда он, Пашка, всё себе вернет,. Говорит, что жалеет, что с психа от отца ушёл в свободное плавание, с низов подался. Решил что должен сам понять, что из себя представляет бизнес отца.
– Всё хорошо у нас будет, ты больше не будешь его бояться. Он сдохнет как собака. Он и его два тупорылых братца. У них ничего нет, ни тыла, ни поддержки. Всё как надо будет.
Говорит, говорит… Слова как вода.
Много говорит, слишком много того, что мои уши слышать не должны совсем. И это пугает больше, чем его действия. Потому что он не боится вовсе, называет имена, всё говорит, словно язык себе развязал. Уверен, что я никуда не денусь, что с ним останусь и эта информация тоже.
Стокгольмский синдром – на него надеется, больше, чем уверена.
Только вот не будет этого. Невозможно. Я же всё помню, руки его на мне, то, как безвольное тело брал, как меня собой заполнил, я всё это помню и ненавижу. Прессинговал, унижал, принуждал, наркотики вкалывал, чуть не отправил на тот свет, к кровати наручниками приковал, кормил как собаку, запер. Неужели решил, что это просто можно затереть, как ластиком росчерк карандаша?
НЕТ! Это кровью написано. Моей кровью… Я не забуду.
У него ко мне не здоровая тяга. Болезненная, долгая и мучительная для нас двоих. К слову, меня мучить он собрался куда как больше, чем горит сам. А может и не горит. Я не романтизирую… слишком уж ярко этот человек себя показал. Слишком.