Грязь - страница 3

Шрифт
Интервал


Марк смотрел, не в силах оторваться. Что это было? Почему так? И почему, чёрт возьми, ему вдруг захотелось подержать этот саквояж в руках, распахнуть и заглянуть внутрь?

Бабушка была бы счастлива посмотреть вместе с ним.

Марк перевел взгляд на ребенка. В пыли копошился абсолютно здоровый мальчуган. Кожа блестела от влаги, короткие чёрные волосы прилипли к черепушке. Глаза были большие и тёмные. Мальчишка, лет пяти, пытался встать на ноги, но у него пока не хватало сил. Мать склонилась, сгребла его в объятия и торопливо отбежала от человека в костюме, бормоча что-то, будто молитву.

Человек тоже что-то сказал, потом неторопливо пошёл из тупика прочь. У него было немолодое лицо с ярко очерченными морщинами.

Марк вжался между мусорных баков, провожая уходящего человека взглядом. Он чувствовал, что с этим человеком связано что-то важное. Возможно, самое важное в его жизни.


***

Во время седьмого изнасилования Инна, наконец, услышала голос призрака.

Была лазейка, чтобы убить себя. Марк – а он даже не скрывал собственного имени – вроде бы всё тщательно подготовил, и в этом подвале не было ничего кроме скамьи для сна, ведра для испражнений и дыры вентиляции под потолком, куда даже кулак не просунуть. Но он не подумал про дерево, из которого была сделана скамья.

У Инны было много времени, чтобы соскоблить несколько тонких острых щеп с внутренней стороны старой грубой доски. Этими щепами она запросто могла проткнуть себе вены, шею, щеки – да что угодно! – исколоть себя и умереть от потери крови, пока Марк не пришёл. Вот бы он разозлился.

В абсолютной темноте, где глазу не за что было зацепиться, Инна вспоминала тёплый летний день, вкус семечек подсолнуха на губах, детство. Держалась за мгновение, как за спасительную соломинку. Иначе никак.

Сам Марк не собирался её убивать, это было понятно. Не для этого похищал и держал здесь. Не для этого приходил с кожаным саквояжем, абсолютно голый, такой карикатурно страшный и смешной одновременно. Потел от возбуждения. Облизывался. Ставил саквояж перед собой и щёлкал проржавевшими замками. Это прелюдия, для него. А для неё – зарождение животного страха в области живота и в затылке. Предвкушение боли, ужаса и страданий. Разложение. Гниение. Испражнения. Тошнотворные запахи. Полный комплект, растягивающийся во времени до его оргазма.