Благо, во всех трёх местах в Майкудуке, где мне довелось обитать, степь была в шаговой доступности. В двух из них она начиналась за линией, то есть нужно было перейти железнодорожные пути, чтобы оказаться собственно в степи и на природе. И там же к вполне себе живописности прилагались камышовые болотца разной протяженности и глубины. И бонусом повдоль маршрута то слева, то справа, в зависимости от направления, тянулась с изрядным изгибом второстепенная железнодорожная ветка, по которой нечасто пускали, как правило, бесконечный состав, который мы с мужем, когда нам случалось ходить туда вместе, называли "змея".
– Смотри, вон товарняк.
– Фигасе он длинный.
– Похоже конец вон уже.
– Не, не конец, ещё едет.
– Ничо се, это сколько же в нём вагонов?
– Дофига.
Мы доходим до места, где ветка даёт крутой поворот. Конца составу всё ещё не видно. Я удивляюсь тому, как эта жёсткая конструкция изящно вписывается в такой внушительный изгиб. Мне нравится это размеренное "тудук-тудук" по рельсам. Оно мне чем-то отдаёт всегда, чем-то знакомым. Возможно стуком сердца?
Однако, как я уже говорила, чаще всего я бываю здесь в одиночку с собакой, и больше всего мне запомнится последняя моя степь. Последняя в моем проживании в Казахстане, последняя, которой я доверяла свои боли-печали и радости, последняя, что мочила меня неожиданным летним дождём и палила неизбежным, без шанса хоть где-нибудь спрятаться, солнцем. Последняя и потому особенно памятная.
***
И последние будут первыми. Сколько раз мне приходилось слышать эту фразу. Сотни, наверное. Но впервые так, чтобы запала в сердце и заставила задуматься, я услышала её в церкви. Католической. Так случилось, что крещеная в Православии, познавать премудрости религий и читать Священное Писание начала я в католической духовной семинарии, где на договорной основе обучала будущих священников аглицкому языку. Уж больно нравится мне этот устаревший вариант "английского". Не помню, где впервые услыхала это слово, но твёрдо помню, что связалось как-то сразу с "ангельским" оно в моëм мозгу. Да только на ангела даже в те, молодые-наивные времена, я уже далеко не тянула.
Ну так что там с последними?
Смысл церковно-теологический был мне понятен вполне, потому как в моём совсем недавнем советском прошлом (закончила среднюю школу я в 90-м, аккурат до развала СССР), "кто был никем, тот станет всем" из популярного пролетарского гимна не только было на слуху повсеместно, но и стабильно находило применение, самое что ни на есть практическое, все семьдесят лет с небольшим до окончания этого прошлого.