Ave Eva - страница 8

Шрифт
Интервал
ни в пир, ни в мир,
ни на работу,
в лоб время самое спросить
тебя,
безбашенную: кто ты?
И почему в тебе нужда?
И почему в годину горя,
в дни, что чернее осокоря,
ещё нужней ты, чем всегда?
Ведь ты же не благая весть –
не вздрогнут мёртвые во гробе,
но только мы с тобою –
обе –
наверно знаем,
что ты есть…
…Порою ты ввергала в ярость,
и я всегда тебя боялась –
боялась, что осудишь строго,
тебя боялась больше Бога!

«Ну что ж – привет тебе, чума…»

Ну что ж – привет тебе, чума
на оба наши полушарья!
Вдруг оказалось: мир – тюрьма,
где одиночки обветшали.
Вдруг оказалось, всюду пост –
смешно делить на тех и этих,
и можно воспарить до звёзд,
и можно захлебнуться в сетях…
А между тем какой восторг,
что не ходить могу я в школу!
Покуда в проводах есть ток,
я буду Волкову Паолу
смотреть,
спускаться в магазин,
чтоб, древнему подобно греку,
купить вина или маслин
(а не картошку и не гречку,
не спички-мыло и не соль!).
Да здравствует клико и жжёнка!
Да будет с каждым – алкоголь,
с женою муж
и с мужем жёнка!
…Есть только краешек стола,
где подаю сигналы SOS я,
и только б водки запасла.
Но разве водки запасёшься?

«Ты тоже думала, что нищая…»

Думали: нищие мы, нету у нас ничего…

Анна Ахматова
Ты тоже думала, что нищая,
что нечего тебе терять.
И правда – что?
(Прилавки с пищею?
Или с вещами – им под стать?
А может, зрелища и капища?
А может, погребальный звон,
когда слезою-каплей катишься
и тишина со всех сторон?)
И оказалось – правда нечего,
и слёзы, стало быть, утри:
живи как все – с утра до вечера –
с Небесным Царствием внутри.

«…и нам казалось, „Лабытнанги“…»

…и нам казалось, «Лабытнанги»
звучит смешно – как «лапти на ноги»,
и шли мы в школу, в Коммунарку,
что было ведь кому-то на руку.
А после было – май, теплынь,
«Чернобыль» – «чёрная полынь».
И вот звучит со всех сторон
«коронавирус», как «Харон»,
как преисподняя – «Ухань»,
в котором слышится «ух, Ань».
«Эх, ухнем», –
на «Армагеддон»
днесь откликается «Гвидон»…
Не может быть плохой конец:
кто слушал сказку – молодец.
…И обретёт Гвидон отца,
и все – в конце –
поже –
нят –
ся.

«Карантинной Москвою мы шли с тобою…»

Карантинной Москвою мы шли с тобою,
и была она до того пуста,
точно вот откопали её, как Трою,
и оставили до Рождества Христа.
Карантинной Москвою с тобою шли мы,
той, где некого было и нечем крыть,
и казалось, что только что был тут Шлиман,
да ушёл на минуточку покурить.
Следующая страница