переломив пружину дел знакомых,
земным вращением влекомый,
с мечтою вместо паруса
я вновь качусь на саночках по улице Хабаровска.
А там, где санки не пройдут,
не надо Солнца конной колесницы:
меня берут отца могучие десницы
и над людской рекой несут.
И на плечах, над головами, мне видно вдаль, –
ура! – я небом управляю.
Увы, тогда лицо отца теряю – жаль…
И счастие его – теперь лишь вычисляю…
Вареньем хлеб намазанный
в пакетике за пазухой.
Варенье мамой варится,
на кухне – ягод запахи,
а раньше… След сминается.
Игрушкою в коробку Вселенная вмещается.
IV
Могильное надгробие – рычаг Архимеда, чтоб душу перевернуть.
Место, у мгновения отбитое с боем.
Сражение, где люди делают умные лица, редко улыбаются, а чаще – плачут.
Иногда люди путают слёзы с туалетной водой.
Я жив, хотя и слепой,
пока способен ощупью найти
родителей могильный камень –
точка отсчёта.
А может быть, – снизошло откровение – время отчёта?
V
Предельней слова нет – к нему
лишь прилепилась рифмою «морковь»,
такой же бездыханной, как «альков».
Не зная, «куда иду?»,
вслед за философом – ни первый, ни последний – я твержу,
что мир спасёт – Она, и плагиат стерплю.
Февраль 2012
ПОСВЯЩЕНИЕ ВЕРНУВШИМСЯ
Вернувшимся из мест, где нет календаря, посвящается.
Соблазнённые рифмой ямб с хореем лягаются,
загулявшей души моей безалкогольный крен,
голосующие руки поверх потухших карманов маются –
человеческой эволюции неравный обмен.
У подножия Фудзи заговор,
переполох расцветающих вишен.
задержавшейся ноты вздор
в толчее восклицаний туристов не слышен.
И я обнимаю тебя.
из пучины беспамятства,
груженный слепками, слитками жизни моей, галеон возвращается –
ракушкой иллюзий захвачено днище.
С поспешностью игол вязальных день истирается,
медлят с цветением вишни.
Хандра уместна лишь в сюжете скверном,
а мы – уже за стойкой бара на Шпицбергене,
над биографией паря.
Давно дыхание задержано,
полярной ночи подношенье – аппендицит календаря.
Сияньем северным согреты,
спешим наговориться до рассвета.
Декабрь 2012
СКАЗОЧНИК
Уключины обманчива предвзятая покорность,