В государственном же с военной вдовой беседовали как с подозрительным существом сомнительной гражданской наружности. Взяли да отсканировали для изучения всё, что скорбевшая смогла предоставить: ксерокс справки патологоанатома, извещение из воинской части, ещё справки справок, все виды свидетельств, сфотографировали угрюмую физиономию – и обещали по её вопросу перезвонить. Через неделю на телефон небрежно брякнула смс, что проценты по долгу покойного продолжат начисляться, а когда мадам вступит в наследство, обязана будет выплатить и долг, и проценты, и неустойку за полгода ожидания.
«Вот это государственный! Вот это лояльный! Верь теперь на слово!» – впечатлилась её персона, представив, какая сумма накопится благодаря процентам и неустойке за шесть месяцев ожидания вступления в наследство. Знатно огорчившись, Ягодкина твёрдо решила, что это урок. Взаимодействовать с банками даже ради небольшой кредитной суммы с привлекательной процентной ставкой – последнее дело. Особенно с государственным. Конкретно в её скромной жизни ни одного даже самого захудалого кредита впредь не будет. Мягко стелют, да жёстко спать.
Будущая чета Ягодкиных встретили друг друга через общую знакомую. Костина сестра Людмила работала вместе с Верой Пичугиной в станичной школе. Пичугина – учитель русского и литературы, а та – младших классов. Женщина обаятельная, взбалмошная, компанейская, Люда пришлась Верке по вкусу, хоть и была старше почти на четырнадцать лет.
Пичугина, мамзель закрытая, домашняя, совсем не общительная, в свои те двадцать пять годиков на жёлтом велосипеде путешествовала на работу и обратно – в родную хату под крылышко маме. Никогда никуда не ходила, друзей не имела от слова совсем. Школа, уроки, тетради, классное руководство. Скучно и приземлённо, но её всё устраивало.
С Людмилой можно было на равных поговорить на любые темы. Вера чувствовала себя рядом с ней как рыба в воде. Разведённая мать двоих детей-подростков, воспитывавшая строптивых отпрысков в одиночку, Люда никогда не унывала, сопли не распускала, хоть и ничего ей легко не давалось, а уж очень хотелось. Обиды бывшему спившемуся мужу отпускать приятельница не собиралась и помнила ради одной только злости каждую мелочь, что провинившийся мужик когда-то ей учинил от незрелого ума-разума.