Сага о Викторе Третьякевиче - страница 34

Шрифт
Интервал


Вот тогда впервые увидело сердце матери это неприступное одиночество сына и болезненно сжалось.

– Да ты не бери в голову, мама! – тотчас же прибавил Витя с нежностью. – Это я так, сам с собой бодаюсь. А то гляди, ещё и вправду зазнаюсь, никому тогда не поздоровится!

И он весело рассмеялся.

Но мать теперь смотрела на него новыми глазами. Она-то считала его ребёнком, и он был ребёнком с нею. А сам такой зоркий, такой чуткий. И уже такой взрослый. Он смотрит на мир из глубины себя и никого не впустит в эту глубину. А оттуда ему всё так хорошо видно, что ничего не стоит разобраться в любой мелочи. Вот почему так часто приходят к нему ребята, и каждый – со своими трудностями. А она всё удивлялась неиссякаемому изобилию Витиных друзей!

Анна Иосифовна давно уже приглядывалась к каждому, пытаясь понять суть этой дружбы. Вот приходит Витя из школы вместе с Васей. У Васи с Витей уже получается отличный дуэт. Они играют, а иногда вместе готовят уроки. Кроме Васи иногда приходит Серёжа. У него плохо идёт математика, Витя ему помогает, объясняет задачи, иногда так долго и терпеливо, что просто диву даёшься. Приходит потом ещё Володя. С Володей Витя даже как-то читал стихи, но больше они спорят о книжках. А ещё Юра приходит, и с ним бывают у Вити очень разные разговоры, даже не всегда поймёшь, к чему они ведут.

Как-то вечером мать столкнулась в сумерках на пороге хаты с незнакомым хлопцем немного постарше Вити. Тот, впрочем, вежливо с ней раскланялся.

– Вить, а этот вроде не из шанхайских? – уточнила она по поводу недавнего гостя.

– Из центра.

– Из вашей школы?

– Да. И у нас в школе теперь будет стенгазета. А это Коля, Николай. Знаешь, как он здорово рисует!

Витины глаза вспыхнули ярким огнеём, как бывало всегда, когда он расхваливал матери очередного приятеля и его таланты. Он весь светился гордостью как за Николая, так и за предстоящее общее дело, которое с ним задумал. Мать слушала и улыбалась. Сейчас Витя казался ей таким же дитём, как тогда, когда он бегал с братом Володей в Глинный лес за орехами. Была в его натуре эта детская лёгкость и подвижность, как в пламени свечи. И уже позже, выждав, как ей казалось, подходящую минуту, чтобы не задеть ненароком его глубокую неведомую душу, мать всё же попыталась завести разговор о том, что так её томило.