Мы после этих Ванькиных слов прониклись к нему ещё большим уважением. Надо же! Да он настоящий лидер. Обо всё думает. Действительно, если уж драка неизбежна, то надо тренироваться!
И мы устроили первую тренировку. Поделились на два отряда. Один спрятался за вешалки, на которых всё ещё висели куртки ашек, потому что у них был седьмой урок, а другие вышли в коридор. Им предстояло изобразить врага.
Вот они вошли в раздевалку, подошли к своим вешалкам, тут мы на них кинулись и стали делать вид, что бьём.
– Как-то не очень, – скривил наблюдавший за учениями, Ванька. – Встречный бой. Места мало для разгона. Давай попробуем ещё раз, только выскакиваем из-за своих вешалок и бьём в спину.
– Стратег! – Касимов пришёл в восторг от Ванькиного предложения. – Суворов! Ничего не скажешь.
И когда мы ударили мнимым ашкам в спину, то вышло очень даже хорошо. Мощно! И места было для того, чтобы разогнаться. Мы хотели поменяться местами и повторить, но тут в раздевалку зашла тётя Аня. В руке она угрожающе держала швабру.
– Чего это тут за шум такой! – закричала она на нас. – Чего опять устроили? Полчаса, как зашли, и всё не выходите? Грязь мне тут развозите. А так вы ещё даже и не одетые! Может вы тут по карманам шныряете, или того… наркотики нюхаете? К директору захотели?
С трудом мы смогли успокоить дежурную по гардеробу и уверить её, что ничего дурного мы не делаем. Быстро оделись, переобулись и выбежали из раздевалки сначала в холл, потом на улицу.
– Это доказывает, – поделился Ванька, – что времени у нас всего пара-тройка минут.
Мы согласно закивали.
– Завтра повторим учение, – Ванька прищурил глаза и мечтательно посмотрел куда-то вдаль. – А пока расходимся.
Ребята разбежались. Мы тоже пошли домой. По дороге только и делали, что обсуждали нашу будущую победу над ашками.
Когда я зашёл в квартиру, Лёшка уже сидел в нашей комнате и играл на баяне. Старательно раздвигал меха и нажимал на кнопки. Перед ним стоял пюпитр с нотами, и Лёшка в них постоянно заглядывал. Он всегда так новое произведение на баяне разучивает. Я ему тут же рассказал, что мы задумали, и какая ему отводится серьёзная роль в нашей операции. Лёшка даже побледнел от волнения, и зрачки у него сузились.
– Ты чего струсил? – забеспокоился я.
Лёшка засопел носом, поморгал и облизнул губы: