Разумеется, Кириллу Семеновичу не следовало этого говорить! Солженицын примет его слова на свой счет и, оскорбленный, будет ждать удобного момента, чтобы отомстить Кириллу. Уже в 1952 году он, квалифицируя эти слова студента Симоняна как антисталинский выпад, попытается использовать их для того, чтобы посадить хирурга Симоняна за решетку.
Интересно, был ли действительно в то время на стороне Советской власти сталинский стипендиат Солженицын? Может быть, его разрыв со строем и страной был обусловлен суровым опытом войны и особенно заключением?..
Такая постановка вопроса может показаться резонной.
Наталия Алексеевна Решетовская скажет мне: «Хотя дома Солженицын воспитывался в духе православной веры, он был абсолютным материалистом, когда я с ним познакомилась. Он просто жил изучением диалектического материализма».
Однако Николай Виткевич, который учился вместе с Солженицыным, утверждал совсем другое: Александр едва усвоил основные философские понятия, в серьезных теоретических вопросах он всегда плавал.
Но предоставим слово по этому вопросу самому Солженицыну. В романе «В круге первом», характеризуя самого себя в образе Глеба Нержина, он пишет:
«В тринадцать-четырнадцать лет, выучив уроки, Глеб не бежал на улицу, а брался за газеты. Он знал по имени всех партийных руководителей и их посты, красных военачальников, наших послов в каждой стране и иностранных послов у нас. Он читал все выступления на съездах и воспоминания старых большевиков… И наверное, потому, что его слух был молодым, или потому, что он читал больше, чем было в газетах, он так ясно слышал фальшь в чрезмерном – взахлеб – превозношении одного человека, всегда одного-единственного. Если он – это все, то другие – ничто? Только из протеста Глеб не мог им восхищаться».
Этот один-единственный человек – Сталин.
Тем не менее бывший сталинский стипендиат Солженицын в 1952 году, будучи в заключении, не постеснялся состряпать донос на Кирилла Семеновича Симоняна за «злобную клевету на Сталина».
Эти факты в комментариях моралистов не нуждаются.
Постараемся не заметить, что Солженицын наделяет Глеба Нержина идеями такого рода, на какие «политический разум» тринадцати-четырнадцатилетнего подростка вообще еще не способен. Не будем брать в расчет и ту возможность (для этого мы уже достаточно знаем Александра Исаевича), что Солженицын задним числом изображает себя умнее, чем был на самом деле, и создает вокруг себя атмосферу «извечного борца против сталинизма». Исключим также возможность литературной автостилизации.