Сегодня членами Организации Объединенных Наций являются около 200 государств мира, некоторые из которых не смогли сформировать историческую идентичность; им часто не хватает этнической, языковой и даже исторической общности, а иногда и внутреннего единства классической «нации». И все же в соответствии с Уставом ООН они являются «нациями». Часто это государства, возникшие в результате распада бывших колониальных империй. Нередко они до сих пор имеют искусственные границы, установленные колониальными державами, и в дальнейшем постоянно испытывают серьезную внутриполитическую напряженность. Но их государство – это и их нынешняя «национальная» идентичность, и у них тоже есть «национальные интересы».
Понятие «национальные интересы» является предметом обширных научных исследований. Думаю, не стоит приводить здесь все диспуты об «интересах государства» от Макиавелли до Ганса Моргентау. В демократическом мире нет возможности определить, что такое «национальные интересы» в каждом конкретном случае: ведь определение «интересов» основано на убеждениях, а убеждения в любом демократическом обществе сильно разнятся. Достаточно взглянуть на недавно завершившуюся в Германии избирательную кампанию, на широкий спектр партий и их программ. Поэтому в демократическом обществе то, что принято считать национальными интересами, всегда зависит от индивидуальных суждений. Разумеется, это относится и к моим размышлениям.
Задачей государств остается совместная работа по определению направления развития быстро меняющегося мира. Только национальные государства обладают необходимой демократической легитимностью для действий на национальном и международном уровнях. Они могут передавать свои права, например, ООН или, в Европе, Европейскому союзу, но они всегда остаются демократически ответственными. Поэтому я стремлюсь конкретизировать расплывчатое понятие «сообщество ценностей» и отделить его от понятия «национальные интересы». Сообщества ценностей – это не форма государства, это не нация, им не хватает демократической легитимности, основанной на общем политическом процессе. Естественно, могут иметься и общие интересы, например, в Европейском союзе или в трансатлантическом партнерстве между Европой и США. Однако в рамках этих ценностных сообществ неизбежно всплывают и противоположные интересы. Наличие у «Запада» общих ценностей не исключает жестких столкновений национальных интересов внутри этого «сообщества», что мы уже наблюдали и будем наблюдать в будущем. Любой, у кого есть опыт работы в федеральной политике Германии, отлично знает, что даже у Баварии и Гамбурга часто имеются противоположные «интересы» в контексте региональной конкуренции, но при этом они не ставят под сомнение единство Германии.