Грудь и живот клиента облепили присоски.
– А вы уверены, что она там? А то мне кажется, что она в пятках. – Ростовцев криво улыбнулся.
– Она везде. И в груди и в пятках. – Калганов переключил тумблеры и застучал пальцами по клавишам клавиатуры. – Ну что ж, поехали.
Поднявшись из-за стола, Калганов попытался надеть на лицо клиента специальную маску.
Ростовцев отдернул голову:
– Что это?
– Наркоз.
– А без него никак?
Некромант покачал головой:
– Без него очень сильная побочка. И нестерпимая боль. От боли сходили с ума и накладывали на себя руки. Хотите протянуть ноги?
– Ну, вот еще. – Ростовцев посмотрел на ноги, лежавшие на подножке, и поежился. Маска опустилась на острое землистое лицо. Ростовцев судорожно вздохнул.
– Считайте до тридцати пяти.
– Так же как ей. – Пролепетал клиент. Глаза затуманились. Левая рука и нога конвульсивно дернулись. – А-а… Это ты. – Ростовцев уставился на некроманта тяжелыми глазами. – Извини, что сорвался. Без тебя так плохо. Ну и как там? Я так и думал. – Вздохнул. – Как ты могла? Ведь жили душа в душу. Мечтали о втором. И тут на тебе. А Василий-то от меня что ли? А то ведь не похож. Получился какой-то рыжий, в веснушках пузырь. Да еще и тихоня. Разве я такой? Ну, зачем ты спуталась с тварью из космоса? – Ростовцев всхлипнул. По впалым щекам поползли слезы. Левая рука и нога опять дернулись. – Без тебя так плохо. Хоть – в петлю. Милая моя, ненаглядная. – Уставившись на некроманта, лепетал спящий Ростовцев.
Некромант вспомнил жену, которая с игривой улыбкой вышла из «Сезама» под руку с солидным пришельцем и села в белый Мерседес премиум-класса… И подумал: может и мне как-нибудь сорваться и сделать со своей «ненаглядной» тоже самое, что и Ростовцев. Тотчас как бы воочию: улыбка на лице жены скривилась и стала сползать к подбородку. О чем я только думаю? Поежившись, он бросил взгляд на индикатор хода загрузки. Зеленая линия доползла до середины шкалы и остановилась. Душа взбрыкнула и заартачилась. Извлекатель натужно и сердито загудел. И зеленая линия сдвинулась с мертвой точки.
– Убей ее, убей. – Калганов обернулся. На кушетке усмехалась Пушкарева. – А потом – себя. А то на том свете и поговорить не с кем. Нам же есть что вспомнить. Как мы куролесили и ураганили. Не забыл мою кулебяку?
Вспомнив, как жевал и облизывал «кулебяку», Калганов передернулся: