– Но почему? Почему ты так? – Егор словно сорвался в пропасть. – Ну да – некромант. Будь он… Но разве я за него в ответе? Я ведь еще пригожусь. И не только тебе.
– Забудь меня и всех остальных. Забудь.
– А иначе пожалеешь. – Жвалов мрачно ухмыльнулся.
Вспыхнув, Егор сверкнул глазами на Настю.
– Неужели ты думаешь, что я могу…
– Звонила мать твоя. – Перебила Настя.
Егор опешил:
– Тебе?!
– Требовала оставить тебя в покое. Вот и оставляю.
– Дай мне спокойствия принять… – Егор рассеянно улыбнулся старому сухарю с белыми длинным волосами.
– Кому лыбишься? – Обернувшись, Настя недоуменно посмотрела на пустую скамейку напротив.
– Сам себе.
– Вот и продолжай в том же духе. Короче, прощай. Между нами все кончено.
– А что-то было все-таки? Да?
Настя поморщилась и пошла в сторону набережной.
– Вот только попадись мне на глаза. Урою. – Жвалов сплюнул и поспешил к Насте. Он обнял ее за плечи. Она резко отстранилась. У Егора потемнело в глазах, и сжались кулаки.
– Навешай ему «кулебяк». – Пушкарева сидела на скамейке и обмахивалась большим разноцветным веером. – Люблю смотреть, как мужчины бодаются. Когда я была нарасхват, из-за меня часто дрались. Даже была дуэль на длинных ножах. Или поножовщина? Думаешь, сочиняю? – Ведьма вздохнула. – Иногда я тоже так думаю. Воспоминания поблекли и стали похожи на сны.
– Ты же сказала «три дня».
– А чего ждать-то? Промедление смерти подобно.
– Да пошла ты.
Егор двинулся в сторону перекрестка, на автобусную остановку
– Три счастливых дня было у меня. – Спину обжег трескучий смех.
Вжав голову в плечи, Егор прибавил шаг.
– Мать выкопала номер АКА из моего телефона. – Сам себе сказал Егор. Он был страшно зол на мать, на отца, на самого себя и заодно на весь белый свет.
– С кем вы говорили? – Спросил Чо.
– С Егором.
Пройдя через турникет, Калганов и Чо свернули в коридор.
– Ну-ну. – Чо усмехнулся себе под ноги. Темнело и оплывало изрытое морщинами щербатое лицо. Наклоняясь под тяжестью брюха и покачивая дрожащими руками, он шел как обезьяна. Как-то Чо проговорился Калганову, что его контузило. На планете Урк он удалял души у пленных туземцев:
«Я шел в лапшичную. Лапша из нацков – пальчики оближешь. В метрах трех от меня разорвался шальной снаряд и разнес шаурму. Меня кое-как подлатали в военном госпитале. Остался тремор. Еще уволят за профнепригодность».