– Да, могущественный маг по просьбе фамильяра просто так возьмет и сделает его свобо… – полувысказанная мысль казалась Октавии настолько очевидной, что она сперва не поверила глазам. Иоахим покорно запрыгнул на коня, словно магические приказы ему отдавал не Эинвен Лентин, а сэр Август Бивербрук.
– Будь что будет, – сказал волшебник в ответ на немой вопрос в ее глазах, – я не могу сидеть сложа руки после произошедшего. Август прав, мне надо дать понять мастеру Лентину, что добровольной марионеткой я быть не собираюсь.
– Но готов стать недобровольной.
– Агарвейн недавно продемонстрировала, что мы способны отличить приказ от моих личных желаний, – грустно усмехнулся Иоахим, вглядываясь в выжидающую неизвестность леса, – и я надеюсь, что делать из меня совсем бессознательного болванчика ему будет невыгодно. Вряд ли я тогда отыщу леди Нэш.
С этими словами он похлопал Августа по плечу, уведомляя о своей готовности. Рыцарь пришпорил коня и унес на нем волшебника в темноту.
Сэр Бивербрук, несмотря на все его природолюбие, подгонял отягченное двумя всадниками животное так, будто все дьяволы Девяти кругов дышали ему в спину. В свете звезд и лунного серпа Иоахим различал только посеребренные верхушки деревьев, качающиеся от ветряных порывов, которые, как казалось ему из-за быстроты езды, выходили из-под копыт коня Августа.
– Нам еще долго? – спросил волшебник у друга, но тот чересчур увлекся дорогой и то ли не услышал вопроса, то ли счел его бессмысленным. Иоахим был готов поставить на второй вариант все содержимое своего кошеля, значительно похудевшего после лорконского борделя.
Волшебник держался за бока впереди сидящего Августа и пытался не скатиться с коня, на котором из-за рыцарских объемов оставалось слишком мало места для второго всадника.
Сейчас ездовую тряску Иоахим воспринимал как божественное благословение – дорога не давала волшебнику времени на подумать, и это был тот редкий случай, когда думать ему абсолютно не хотелось.
Только обрывки воспоминаний об отце настойчиво всплывали в его голове. Когда конь чуть сбавил шаг и маг перестал беспокоиться о падении, ему поневоле пришлось искать в памяти хоть что-то, что сделало бы его нынешнее состояние менее тошнотворным.
Его отец по многим меркам мог называться (и многими людьми назывался!) странным. Расскажи Иоахиму кто-нибудь о причудливом фамильяре-человеке, волшебник в первую очередь прикинул бы, насколько такая магия сложна и безумна по шкале от нуля до Грегора Зальца. С горестным унынием Иоахим отметил, что подобная придумка вполне в стиле отца – безусловно, могущественного, но замкнутого мага, предпочитавшего светскому обществу компанию книг и единственного сына.