«Я полагал, что у нас с тобой взаимовыгодное сотрудничество! Да, возможно, мне стоило поставить тебя в известность, но разве это так важно? Это что, изменило твою природу? Или как-то повлияло на мою, заметь, добровольную помощь? Пока ты не успел сделать ни-че-го, связанного с Элидией, и не отплатил никаким другим образом за предоставленную тебе услугу, так что твое нынешнее состояние возможно благодаря моему жесту доброй воли. Но раз тебе настолько неприятна мысль о возвращении долга, то что тут поделать? Кто я такой, чтобы тебе приказывать?»
Иоахим был готов вырубиться от перенапряжения прямо на бревне, не доезжая обратно до лагеря, но в ушах снова зазвенел голос главы Академии:
«И да, я извиняюсь, мне очень жаль и все такое, я сильно сожалею о произошедшем! Я не должен был так поступать, но я все исправил! Пойду отдохну от нашего разговора и желаю тебе того же!»
– На обратном пути сядешь спереди, – проговорил Август и выдул дым прямо в лицо волшебника. Тому пришлось срочно приходить в себя, чтобы отмахаться от назойливого запаха.
Рыцарь молча встал. Удивительным образом сэр Бивербрук чувствовал момент, даже не получая никаких подтверждений, что внутренний диалог Иоахима закончен.
По дороге назад им встретился только сидевший посреди нее козодой, вспорхнувший при приближении коня. От таинственных всадников в красных плащах не осталось ни следа.
Дело шло далеко за полночь, и Иоахим, которого догнала скопившаяся усталость, боролся с накатывающей дремой. Он старался следить за окружением, но обволакивающая темнота и утомившие разум события последних дней играли против бодрости.
Полусонный, он безропотно слушался Августа и следовал за другом без лишних вопросов, поэтому поездка прошла для волшебника быстро. Он очнулся только при виде знакомого костра и двух спутниц возле него.
– Не тряси ты его так, – вздохнула Агарвейн, – он же ничего не сделал.
– Кроме подглядывания? – рыкнула в ответ тифлингша. – Ага, конечно, верю, что он просто так пялился на нас из кустов. Еще раз спрашиваю: кто тебя нанял, пернатый? Чего ты тут своим клювом вынюхивал?
Нечто в руках Октавии, что Иоахим и Август сначала приняли за большой темный мешок, зашевелилось и задергалось, махая растопыренными оперенными конечностями. Сама девушка добавляла «мешку» движений, встряхивая его над костром. Черные перья полетели вниз, и когда они исчезли в пламени, по лагерю разнесся аромат подпаленного курятника.