– Что молчишь?
Ни капли упрека в голосе. Простой разговор. Встретились случайно двое и мирно беседуют.
– Извини.
– За что?
– За то, что не могу ответить на вопрос.
– А он разве сложный?
Нечто родилось в голосе – интонация, которую я не могу расшифровать, но которая заставляет насторожиться.
– Да нет. Вопрос самый простой. Но я не могу ответить.
Что за ерунду я мелю?
Оля молчит. Тягостно шуршит асфальт под колесами, только чувствую, как два щербатых вальца прокатывают мою душу, оставляя ее живой, но плоской и апатичной.
– У тебя какие-нибудь дела? – спросила она.
– Да нет. Машину ставлю на прикол. Гаража в городе нет. Зимой я не езжу.
– Да вроде осень теплая.
– Не говори. Жара. Почти тридцать градусов в октябре.
Я был готов отдать всё, что угодно, чтобы кончилась эта дорога. Еще одну минуту тягостного молчания я бы не вынес. Наконец-то, деревня. Метров двести осталось.
– Поверни налево. Мне на кладбище, – сказала она.
Я не кивнул, не произнес. Я как робот исполнил приказ. Нажал на тормоз, утопил педаль сцепления, закрутил руль против часовой стрелки.
Мы въехали на территорию кладбища – железные ворота оказались открыты. Высокий штакетник находился справа, за ним – кресты. Прямо стоял скит. Я развернулся перед ним, чтоб удобнее было выехать.
– Не поможешь?
Только сейчас заметил у Оли на правом плече небольшой рюкзак. Забрал его. Он оказался легким.
Мы зашли на кладбище и направились мимо могил. Оля впереди. Я, как побитый пес, поплелся сзади. Было смешно видеть со стороны эту картину, если не было б так грустно.
Нас накрыла тишина. Самая настоящая. Ее нарушал шелест листвы. Птиц не слышно. Кладбище находилось рядом с деревней, но, казалось, ютилось на краю света. И никого рядом нет, кроме нас. Один на один в странном молчании. Я не сказал о мечте, которой не было, да и Оля не произнесла ни слова, хотя знаю, что скажет, если спросить. И я этого почему-то боюсь.
– Открой, – сказала она.
Я все понял. Ослабил веревку на рюкзаке. Оля достала пластиковые цветы. Она, не торопясь, намотала длинный стебель на арматуру железного креста. Также, не спеша, повторила процедуру с другим букетом. Я неотрывно смотрел за движением ее пальцев.
Сколько лет прошло после нашей последней встречи? Лет шестнадцать-пятнадцать. Не меньше. Что было с ней? Этого я не знал. Могу лишь предполагать по фотографиям в социальных сетях. В том прошлом, длиною в полтора десятка лет, что было у меня? Ничего, кроме попыток оправдать существование. Оправдать небольшую трещину, разверзшуюся до гигантского разлома, от которого невозможно отгородиться рукой, ибо он загораживает весь горизонт.