– А может, ты теперь в библиотеку пойдёшь? Кто не поступил, часто идут в библиотеки.
– Не знаю…
Мы свернули за угол и пошли по улице Горького.
– А мама тебе прямо так и сказала – или в пед, или никуда?..
– Я не пойду в пед. И не вернусь к родителям. Это не обсуждается.
Наверное, лицо моё сильно потемнело при этих словах, потому что Настя вдруг напряжённо в него вгляделась, забежала вперёд и замерла, заставляя меня тоже остановиться и посмотреть ей в глаза.
– Ты не думай. Когда тебя увезли, Димка сказал, что Гавриловна – старая свинья.
– Гавриловне сказал? – Я вздрогнула.
– Ну… Нет. Классу.
– И что класс?
Настя потупилась.
– Лёнька сказал, что Гавриловне лучше знать, а ты просто эгоистка и неженка. И вообще притворяешься, лишь бы из Москвы не уезжать.
– Притворяюсь?
– Ну… Когда нам через два дня сообщили, что у тебя настоящий сердечный приступ, Лёнька обалдел, конечно. Жорик сказал, что когда ты поправишься, он заставит и Гавриловну, и Лёньку перед тобой извиниться. Но Лёнька сказал, что он перед такими не извиняется. И что они-то с Наташкой получат общественно полезные профессии и поедут туда, где трудно. А Димка сказал: «Ну и катитесь, идеалисты!»
– И?.. – Я похолодела.
– Ну, Лёнька его немножко треснул. Но совсем немножко. Какие у Димки мускулы и какие у Лёньки!
– А остальные что?
– Ну… По-разному. Но знаешь что ещё? Я потом слышала, правда-правда… Трудовик говорил географичке: «Это же надо, последний классный час перед последним звонком, и так опоганить!»
– Кто опоганил, я?!
– Да не ты! Гавриловна!
– Откуда ты знаешь… Может, он обо мне.
– Нет, он точно про Гавриловну. Потому что географичка сказала: «А что вы ей сделаете – она отличник просвещения!» А трудовик ответил: «За такое хорошо бы и значка лишать». А географичка сказала: «Да кто ж её лишит…»
– И они, конечно, тоже ничего не сказали Гавриловне в лицо.
– Я не знаю. Может, потом и сказали в учительской. Марта! Марта, да ты чего?!
Я смахнула слёзы. Настя схватила меня за плечи.
– Ты чего?! Тебе же вообще нервничать нельзя! Ей всё вернётся, вот увидишь. Вот расшибёт её какой-нибудь инсульт, а ты придёшь к ней в больницу и спросишь: «Дарья Гавриловна, а у вас были для него уважительные причины?»
Меня разобрал нервный смех.
– Тогда меня точно вся школа возненавидит. Скажут: «Надо быть великодушнее к пожилому человеку! Она вам всю жизнь отдала, а ты…»