– Да, я заскочу к тебе после обеда.
– Буду ждать, ну все, пока, – прошептала Валерия и спешно бросила трубку.
* * *
Снежана перевернула пару листов альбома и посмотрела на фотографию, где дочери исполнилось пять лет.
«Как хорошо, когда детки маленькие», – подумала она, и слезы неожиданно подступили к ее глазам, – она снова разрыдалась.
Как жалко, что они вырастают, влюбляются и уходят из дома. Как бы ей сейчас хотелось, чтобы Сашка ни в кого не влюблялась, никуда не уходила и чтобы она оставалась маленькой девочкой. Как тяжело видеть в ней женщину. Ведь еще совсем чуть-чуть – и она, как бабочка, упорхнет из дома. И с чем останется Снежана? Будет жить одна? До самой старости?
С такими мыслями она пролежала до утра. Под утро заснула, но через некоторое время ее разбудил настойчивый звонок в дверь.
Даже самые сильные метели начинаются с одной снежинки
Конец 1993 года выдался невероятно сложным. Баба Глаша поскользнулась у подъезда, упала и сломала шейку бедра. Больничный на работе ей не дали, а сократили задним числом. В зарплате, которую не выплачивали полгода, тоже отказали, объявив, что их швейная фабрика практически обанкротилась и в ближайшее время будет закрыта.
Баба Люба, бабушка Валерии, подралась со своей дочкой Людой и ушла из дома. Все ждали, что Люба вернется, ведь такое случалось не в первый раз, но спустя пару дней Лера забеспокоилась и начала ее искать. Искала месяц и нашла в морге. Похоронили тихо, помянули, а через неделю тетя Люда устроила на кухне пожар: решила сварить кашу, разожгла костер из старых книг и, пока горел огонь, громко пела «Интернационал».
Валерии не без помощи пожарных удалось потушить костер, но тетю Люду за эту выходку поместили в психбольницу.
Валерия осталась одна и помогала Снежане, на которой были и уборка, и готовка, и школа, и присмотр за бабушкой.
Баба Глаша вела себя отвратительно, впрочем, как всегда. Старания Снежаны не ценила, сама ничем не помогала, зато прогнозы от нее, как обычно, сыпались самые ужасные:
– Не ходи в такую погоду в школу, а то упадешь, голову разобьешь и замерзнешь в сугробе. А за мной некому будет присмотреть.
Или:
– Опять пшенка? У меня будет заворот кишок, и я ночью умру.
Снежана уже и не слушала ее, и без того тошно было.
Перед самым Новым годом к ним забежала Лера и сказала: