– Устал? – спросил Алексей Кондратьевич, заметив, что помощник дышит тяжело и прерывисто.
– Ничего, – с натугой ответил Николай, думая только о том, как бы не грохнуться и не уронить нанимателя.
– Давай поменяемся, – внезапно предложил господин Извольский. – Теперь я подсажу тебя.
Он сейчас стоял прямо напротив своего помощника и сверху вниз спокойно смотрел тому в лицо.
– Держи. – Он протянул Николаю карандаш.
От удивления Николай не сразу нашёлся как реагировать.
– Думаешь, не удержу? – спросил Алексей Кондратьевич, и в его собственном голосе прозвучало сомнение. – Ладно. Передохни пока, а я зарисую, что есть.
Николай отошёл к наружной стене и сел под окном прямо на пол – отдышаться: слабость накатила. После долгой зимней хвори каждый раз у него теперь такая ерунда при тяжёлой работе. Хоть не берись. А как не браться? Скорее бы прошло!
– Всё, Николай, больше не надо простукивать. И так ясно! – воскликнул господин Извольский.
Уже хорошо. Но до чего любопытно, что ему ясно-то.
– Поди сюда! Смотри!
Алексей Кондратьевич развернул свою тетрадь так, чтобы Николаю было удобно заглянуть в неё.
– Видишь, полости расположены в определённом порядке. Это резонаторы. Их встраивают в стену специально, для усиления звуков. Вот мы и тихо разговариваем, а звучит гулко, да?
– Как в театре, – согласился Николай.
Он гордился тем, что бывал в театре: стоял на галёрке от начала до конца спектакля, хотя не всё понимал, что происходит на сцене, особенно когда там беспрерывно пели и ни слова было не разобрать. Для себя он пришёл к выводу, что в театре скучно.
– Именно! – с энтузиазмом подхватил Алексей Кондратьевич. – Либо этот зал выстроили так, чтобы он служил домашним театром, чтобы давать концерты, спектакли, либо… Сейчас мы ещё кое-что проверим!
Господин Извольский отправил Николая в сад с указанием: прислушиваться из глубины сада и дать знать, когда услышит и когда сумеет разобрать фразы, доносящиеся из зала сквозь закрытые окна. Алексей Кондратьевич будет произносить что-нибудь всё громче, пока Николай не махнёт ему рукой.
Сумерки сгустились. В вечернем саду остро пахло прошлогодней сопревшей листвой и оттаивающей сырой землёй. Корявые, покрытые лишайником ветви деревьев тоже оттаивали, с них капала влага. Несколько грязноватых капель увязло в волосах: Николай вышел, не надев кепки. Носить картуз ему ужасно не нравилось: каждый первый в картузе. Едва начав зарабатывать в Москве, он купил подержанную, но вполне ещё ладную кепку, которая так полюбилась, что лишь в сильные морозы менял её на свою старую тёплую шапку.