Здесь-то мы всей семьей вздохнули с облегчением, пока не узнали, что из семей, где нет мальчиков, забирают девочек, не для сражений, а для работы на кухнях и в больницах. Конечно же, забрали меня, так как всем остальным сестрам не было и десяти лет. Так началась моя новая жизнь при штабе на западном фронте. Не скажу, что было легко: весь день на кухне готовишь на триста человек, а потом ночью не можешь уснуть под крики раненых в медпункте.
Я видела тела, изувеченные настолько, что с трудом верилось: была ли эта груда мяса раньше человеком? Слышала жуткие истории тех, кому посчастливилось вернуться с фронта, но сама не сражалась. Это ещё мне повезло с распределением, например, девочка из моей деревни, которую забрали одновременно со мной, попала к магам. Там смертность чудовищно жуткая, так что шанс вернуться домой у нее очень невелик. Мне же остается надеяться, что для меня ещё не все потеряно, и я смогу снова увидеть сестер и отца.
Спустя год, как я покинула родную деревню, мы с ней встретились, с моей подругой по несчастью. Как оказалось, эта встреча очень повлияла на мою судьбу.
Одной из обязанностей, которые возлагаются на военной кухне, является подача яств высшему командованию. Командование я не люблю, слишком уж наслушалась за год их откровенных мыслей по поводу этой войны. Наш король жаждет власти и, невзирая на то, что почти половина страны пала под захватчиками, бредит захватом горной Ледвиги, ослабленной этой войной так же, как и наша собственная страна. Мне-то, как повару, хорошо известно насколько уменьшились пайки солдат за этот год. Страшно от одной мысли, что, возможно, дома сестренки также голодают. Эти же мракобесы – генералы и военные начальники – еле помещаются в собственные мундиры.
Тьфу, на них, гадов несусветных, чтобы они косточкой в лососе подавились!
Одно хорошо, когда привозят для них продукты, могу немного припрятать для того, чтобы потом накормить раненых. По одному из указов тех самых военачальников раненым полагается лишь половина от пайка здоровых солдат. Бедные мучаются не только от боли, но и от голода. Очень часто ночью слышу, как какой-нибудь молодой паренек, с оторванной рукой, которому и пятнадцати зим не миновало, просит корку хлеба. И это в то время, когда штабные крысы жрут так, что за ушами трещит!