Кони Евлы и ее охранника стояли уже у коновязи. Сама ромейка находилась в «корзине», энергично раздувая в хемодской железной печке, обложенной камнями, древесный уголь. Все вокруг быстро наполнялось дымным теплом. Отверстие в самом верху создавало внутри «корзины» рассеянный полумрак.
Вместо того чтобы броситься к князю, как это сделала бы Милида, или невозмутимо продолжать заниматься своим делом, как поступила бы стратигесса Лидия, Евла одним движением скинула через голову свое платье вместе с шерстяной безрукавкой и нижней рубашкой и, сверкнув своими аппетитными округлостями, нырнула на ложе под теплые одеяла, издав вскрик от холодной постели. Дарнику ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Веселый смех, ойканье, шаловливые пальцы, сочные губы, обоюдное нетерпение, чтобы быстрей закончить первое соитие и сразу приступить к неторопливому, плавному, прочувствованному второму. Тут уже приходилось держать наготове ладонь, чтобы успеть закрыть ей рот, дабы не пугать женскими криками коней у коновязи и не тревожить сторожа с телохранителями.
«Все-таки хорошо, что я ее тогда не казнил», – думал он, отдыхая после хорошо проведенного любовного деяния. Прошлым летом, когда весть о чуме заставила его прятаться вместе с походной дружиной в Таврической степи, Евла с мужем-десятским сбежали с княжеской походной казной еще дальше в степь. Вырыв землянку, кое-как перезимовали, потом муж заболел и умер, а на Евлу наткнулся княжеский разъезд. От казни тогда предприимчивую ромейку спасла лишь беременность на последнем месяце.
– Как там твоя малышка? – вспомнив про Ипатию, спросил Рыбья Кровь.
– Хорошо. Она уже пробует ходить, только ей за что-нибудь надо держаться.
Теперь оставалось самое сложное: встать и отправиться по делам, под непременное бабье нытье о том, как хорошо побыть наедине еще чуть-чуть. Но сегодня с этим повезло.
– Ой, я уже два часа Ипу не кормила, – первой подхватилась с ложа Евла.
– Ну а «еще полежать, понежиться немножко», – с ее интонациями произнес он.
Она удивленно обернулась, поняла, что он дразнится, и весело рассмеялась. Дождавшись, когда Евла выскользнет за полог «корзины», Дарник и сам засобирался.
От Корзины он направился в Затон, где строились шестидесятивесельная бирема и четыре малых лодии. Бирема была его любимым детищем, о котором он переживал и днем и ночью: только бы удалось, только бы удалось! Не дали Леонидас с Самуилом год назад ему отправиться завоевывать на дромонах и биремах Египет, так теперь он сам завоюет себе Хазарское море. Только бы получилось, только бы получилось!