– Тут ты ошибаешься.
– Насчет государя и его матушки? Не думаю.
– Насчет старухи Глазовой. Ни в какой крестовый поход ради племянника Глазова не собиралась. Она его такими проклятиями осыпала! Нет, мол, у меня больше племянника.
Ипполит неумело свистнул:
– Ха-ха, – и саркастически закатил глаза.
– Я там сам был. Я слышал! Проклинала.
– Еще раз ха-ха.
Матвей покорно вздохнул:
– Тогда я точно не понимаю. Ваш петербургский свет – это какое-то… какое-то…
– Вот именно! – Ипполит вынул портсигар. Достал папиросу, щелкнул крышкой. На крышке был вензель государя. Ипполит получил портсигар в подарок. – Поэтому уж доверься в таких вопросах мне. Тем более что я желаю тебе добра.
– Чем же они недовольны? – Мурин язвительно выделил «они». – Ведь я снял с Прошина обвинения. А ты сказал, это позволило избежать великого похода старух во главе с вдовствующей императрицей. Уж этим-то «они» должны быть довольны!
– Недовольны тобой.
– Хорошо. Я слушаю. – Матвей скрестил руки на груди.
Ипполит покачал головой и выпустил дым.
– Ты проявил себя как человек самовольный и неуправляемый. Такое никто не любит.
Матвей ждал продолжения. Но его не последовало. Ипполит внимательно смотрел в лицо брата. И добавил мягким тоном:
– Я же вижу, что и ты сам недоволен собой. Уж меня не обманешь. Я вижу это по твоему лицу.
Матвей покачал головой. Спорить со старшим братом было бессмысленно. Во-первых, Ипполит был проницателен. Его беспримерная политическая карьера была тому подтверждением. Во-вторых, и в этот раз он оказался прав. Матвей вздохнул, руки его расплелись, соскользнули.
– Да. Но, Ипполит, вся та история меня гнетет совсем не тем, чем тебя. Плевал я на то, что обо мне теперь думают в свете. Случись все сейчас, я поступил бы точно так же.
Ипполит внимательно смотрел ему в лицо:
– И это именно то, что тебя гнетет.
– Да. Я…
«Я обдуманно отдал преступника – графа Курского – в руки его палачу и не чувствую по этому поводу ни раскаяния, ни жалости, ни сожаления. Ничего. Вот что меня гнетет», – мог бы добавить он. Но не стал. Не все обстоятельства Ипполиту следовало знать. Матвей отмахнулся:
– Ах, я толком не умею выражаться, – и отвел взгляд, потому что от взора брата не ускользало ничего.
– Ты изменился, – осторожно заметил Ипполит.
Матвей поднял на него глаза.
Ипполит так же осторожно добавил: