Новый нуар - страница 9

Однажды в интернат приехала группа важных французов в темных костюмах.

Они зашли в кабинет директрисы, и туда по одному стали вызывать воспитанников. Василика без стеснения разглядывал гостей, и особенно ему не понравился один из них – наглый, жирный и красный как индюк.

Вечером к Василике подошел один из воспитанников и сказал с подковыркой:

– Ну что, опять повезло, герой революции!?

Василика не понял, и тот объяснил, что индюк был миллионером, который приехал, чтобы усыновить подростка, и, вроде бы, выбор остановился на Василике…

Когда Колокольчиков поступил на журфак МГУ, маму спрашивали, сколько она заплатила. Мама возмущенно фыркала, удивляясь про себя удаче сына. Колокольчиков же и сам не очень понимал, что произошло, – просто плыл по течению.

На самом деле журфак получился случайно. После школы Колокольчиков не мог определиться с вузом – не был готов. Логично было бы взять паузу. Но какая пауза, если уже через полгода заберут в армию!? И тогда Колокольчиков, не раздумывая, подал документы на журфак, полагая, что не будет там сильно обременен науками и получит необходимую передышку для того, чтобы окончательно сориентироваться в жизни. А там будет видно. Вступительные экзамены пришел сдавать, понадеявшись на русский авось, который на этот раз, как ни странно, не подвел.

О московских студенческих годах Колокольчиков хранил в общем-то приятные воспоминания. За исключением нудных семинаров по «Теории и практике партийной советской печати». Старался жить именно такой жизнью, какой, по его представлениям, должна была быть жизнь студента. Романтической!

Главными были, конечно же, не лекции в Ленинской и Коммунистической аудиториях в доме на Моховой, а вечера в московских кафе – «Метелица», «Лира» и «Космос». Часами стояли в очередях в Театре имени Моссовета и Театре сатиры за невыкупленной бронью. Проводили бессонные ночи в чужих квартирах, где не столько выпивали и танцевали, сколько спорили до умопомрачения… Большей частью, о вечных вопросах. Иногда до начала занятий, в утренних сумерках шли на первый сеанс в бассейн на Кропоткинской, где теперь стоит Храм Христа Спасителя, и плавали зимой в облаке пахнущего хлоркой пара.

Зимой зашли втроем во двор в Столешниковом переулке. Замерзшими ладонями сгребли снег со скамейки, поставили бутылку «Нежинской рябины на коньяке», разложили треугольные плавленые сырки. Все вокруг было белым, колючим, искрящимся. По очереди прикладывались к бутылке, топтались из-за мороза, обменивались какими-то словами. Необыкновенно уютный московский двор с заснеженными деревьями и сугробами, волшебный голубой свет из окон в домах вокруг, острое ощущение молодости…