О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки - страница 20

Шрифт
Интервал


Единственный упрек, который повторялся по отношению к министру юстиции из отчета в отчет, это обвинение его в «гордости и неприступности». «Никакого доступа к нему нет, и никто его видеть не может; даже обер-прокуроры Сената по нескольку месяцев не могут до него добраться и наконец и самый директор департамента Министерства юстиции с трудом имеет к нему доступ». Но внешнюю замкнутость Дашкова нельзя объяснять его сановным положением, это была защита против врожденной импульсивности. «Бронзой» называл его Пушкин, друзья вспоминали об обычной суровости Дашкова: «Зато улыбка его была приятна, как от скупого дорогой подарок; только в приятельском кругу скупой делается расточителен. Незнакомые почитали Дашкова холодным и мрачным: он весь был любовь и чувство; был чрезвычайно вспыльчив и нетерпелив, но необычайная сила рассудка, коим одарила его природа, останавливала его в пределах умеренности».

Вероятно, учитывая оценку Дашкова высшим надзором и принимая во внимание «строгую справедливость и познания его в судебной части», Николай I доверил ему после отставки с министерского поста кресло председателя Департамента государственных законов и главноуправляющего II отделением. Дашков не успел проявить себя на новом поприще, скончавшись на 52-м году жизни в ноябре 1839 года.

Упрямый овцевод

Следующий наш герой, граф Егор Францевич Канкрин, не был другом ни Дашкову, ни Блудову, но последний отдавал ему полную справедливость, называя лучшим министром финансов в России. Канкрин утверждал, что он министр финансов не России, а русского императора. Но это, по словам Блудова, «ему не мешало знать и любить Россию».

Существовала и прямо противоположная точка зрения – русских Канкрин, дескать, презирал, а Россию не любил. Руководители высшего надзора высказывались в одном из отчетов более мягко: «О министре финансов общее мнение таково. Человек он честнейший, умный и благонамеренный, любит Россию, но вовсе не знает ее».

Упрек этот вряд ли справедлив. Прежде чем занять пост российского министра, гессен-дармштадтский дворянин из городка Ганау, выпускник Магдебургского университета Георг Людвиг Даниил, в России прозванный Егором Францевичем, успел многое испытать (быть может, более, нежели многие государственные сановники из потомственных русских). Он прибыл в Россию в 1797 году, 22 лет от роду, по приглашению отца, управлявшего Старорусскими соляными заводами. Несколько лет молодой Канкрин мыкался на Новгородчине, безуспешно пытаясь найти место учителя гимназии, перебивался на службе комиссионера и бухгалтера у откупщиков. Лишь в 1800-м он был определен помощником при отце с чином коллежского советника. Это нелегкое время оставило глубокий след в его характере. На всю жизнь он остался человеком простым, суровым и чрезвычайно бережливым, что сказалось и на его последующей деятельности.