? У парня, который все время говорит «харам, харам», или у того, с кого начался Золотой век ислама?
Дальше Аббас почти все время молчит, но в следующий раз, когда к нему попадает фляга, он опрокидывает ее в свой стакан с лимонным соком. Сладковатый вкус переходит в неприятное послевкусие. От углей разлетаются искры. Наблюдая за ними, он мрачнеет.
Его беспокоит не лекция Аль-Рашида, а напутственные слова Дю Леза. Куча талантов. Это самый большой комплимент, который Аббас когда-либо получал. И все же. Кучи недостаточно, чтобы стать учеником француза. Для этого Аббасу нужно… что? Гора? Разве не с кучи следует начинать, чтобы возвести гору? Он размышляет, не был ли бы он счастливее без всяких куч? Скучно, зато необременительно.
Небо над городом темнеет. Измученный, он закрывает глаза – всего лишь на мгновение, скоро он встанет и пойдет домой. Задремав, он чувствует на себе чью-то руку и слышит теплый голос:
– Ты чего такой грустный, Всезнайка?
Аббас с изумлением смотрит на сидящего напротив него Хваджу Ирфана. При свете свечи заметны изменения в его лице: заострившиеся скулы, запавшие глаза. На щеке красуется узкий розовый шрам. Шелковый халат переливается разными оттенками: в одном месте золотистым, в другом – фиолетовым, общее великолепие неизменно.
– Друг мой, – говорит Аббас, обретая голос. – Я думал, ты умер.
– Логичное предположение.
– Но что случилось, где ты был? Расскажи.
Хваджа Ирфан окидывает его холодным взглядом. Его глаза кажутся остекленевшими, а зрачки такими большими и черными, что поглощают свет свечи; в них не видно ни малейшей искры.
– Нет смысла оглядываться назад, – говорит он. – Поверь мне, жизнь слишком коротка.
– Чья жизнь? – спрашивает Аббас, но Хваджа Ирфан не слышит. Он оглядывает присутствующих и возвращается взглядом к Аббасу. – Чья жизнь? – требовательно повторяет Аббас.
Хваджа Ирфан наклоняет голову, лицо полно жалости.
– Нет, – шепчет Аббас. – Еще рано…
Он чувствует толчок в бок и резко просыпается.
– Еще рано что? – говорит охранник, хмуро оглядывая его.
Аббас садится прямо. Его окружают непонимающие взгляды, ни один из которых не принадлежит Хвадже Ирфану.
– Соберись, – говорит охранник. – Тебя вызывают.
* * *
Аббас садится на спину королевского коня, стараясь сохранить равновесие, и они галопом проносятся через другие ворота – для важных персон – и быстро прибывают в Раг-Махал.