– Мужчины, – подала голос Оксана Семёновна, – завтрак готов. Сыночка, мой руки и садись за стол, а я зараз покормлю отца и сяду тоже.
– Мам, давай вместе батю покормим.
– Дак я уже привычная, а ты с больными стариками не нянькался. Садись, садись. Завтрак – на столе. Зачем же ему остывать? Я кашки отцу сварила на молочке…
Она села на край кровати и стала неторопливо кормить Якова Васильевича манной кашей, давая запивать топленым молоком.
– Ты зачем его из ложки кормишь? – удивился Валентин. – Он же так вскоре вообще руки не сможет поднять. Давай-ка поднос. Ставь миску с кашей. Ложку бате в руку дай, и пусть упражняется…
– Валечек! – опешила мать. – Дак он же перемажется кашей пуще малого дитя.
– И пусть. Оботрется салфеткой. Если надо будет, полотенце намочим.
– Сынок…
Но Валентин решительно отстранил мать и занял ее место подле отца. Подал ему ложку, приговаривая:
– Не ленись, Яков Васильевич. Будем считать это действо первым упражнением нашего комплекса твоей физической реабилитации. Согласен?
– Попробую, – нерешительно ответил отец. – Руки не слухаются давно.
Координация движений у него была явно нарушена. И, зачерпнув каши, он с трудом донес ложку до рта, опорожнил ее.
– Ну вот видишь, вполне справляешься с данной процедурой сам! – подзадорил сын. – Лиха беда начало!
Яков Васильевич еще несколько раз повторил манипуляции с ложкой. На губах и подбородке остались белые отметины от каши. Но он впервые после долгого перерыва ел самостоятельно и был удивлен и обрадован этим.
– Кажись, могу еще и сам… Дай, сынок, запить.
– Так и кружку бери с подноса сам.
Кружка с топленым молоком оказалась неподъемной для ослабевшей руки старика. Она кренилась, дрожала, но никак не отрывалась от подноса.
– Мам, дай нам еще одну кружку, – попросил Валентин.
– Валечек, не мучил бы ты отца, – взмолилась Оксана Семёновна. – Негожий он уже для этих дел. Сам же понимаешь, что негожий…
– Мама, дай нам пустую кружку!
– Зараз, сынок. Возьми…
Валентин перелил часть молока в пустую кружку и поставил ее на поднос. Предложил командирским голосом:
– Дерзай, казак!
Отец с трудом приподнял ее за ручку, с большим креном поднес к губам.
– Помогай второй рукой. Пей, как из махотки пил на сенокосе. Помнишь?
– Помню, – процедил отец, тяжело глотая жидкость. Капли молока расплескивались по губам, стекали в уголках рта. Но старик опорожнил кружку и плюхнул ее на поднос. – Хух, чижало!