Из сосны, березы ли саван мой соструган,
Не к добру закатная эта тишина.
Только шашка казаку во степи подруга,
Только шашка казаку в степи жена.
– Володя, саван – это одежда или покрывало на покойнике, а не гроб. Полотно состругать нельзя, – обронил реплику в адрес поющего Валентин. – Не по-русски сказано.
– А народ поет, – не прерывая игры, отозвался гитарист. – Значится, понимает образный язык песни. Тебе ли, господин журналист, объяснять такие прописные истины?
Ложкин вновь вдохновенно запел:
На Ивана холод ждем, в Святки лето снится.
Зной «махнем» не глядя мы на пургу-метель.
Только бурка казаку во степи станица,
Только бурка казаку в степи постель.
– Слышь-ка, Валентин, а руцкисты и впрямь хотели новую большевицкую диктатуру установить? – тронул Середина за локоть худощавый, как донская чехонь, красноглазый и красноносый Виктор Воробьев.
– Брехня! – живо откликнулся вместо Валентина Петр Столяров – коренастый крепыш с коричневым заветренным лицом и такими же темными, в заскорузлых мозолях, руками. – Диктатуру как раз Ельцин учинил. Растоптал Конституцию и тех, кто пытался ее защищать. Так, братуха?
– Так. – согласился Валентин. – Ельцинисты всему миру показали, что закон в России – ничто, а сила – все. Как в зоне. Теперь будем жить по бандитским понятиям.
– А коммуняки лучше, что ли? – вмешался Ложкин, закончив петь. – Мало они лампасов и погон на казаках нарезали? Атаман Ратин нам рассказывал, кто там вокруг Руцкого и Хасбулатова ошивался. Одни краснопузые и чеченские бандиты. Давить их нужно было. Однозначно. Не то бы они нас.
– Кто «они» и кого «нас»? – вступил в разговор заинтересованно наблюдавший за приятелями Владимир Зимовой. Его небольшая голова, с непокорно торчащим на макушке пучком непричесанных волос, живо поворачивалась из стороны в сторону, оглядывая присутствующих темными бусинами пытливых глаз, точно у настороженного чибиса. И произнесенная фраза была такой же короткой, разрубленной пополам, как окрик этой степной птицы: «Чьи вы?»
– Хватит дурака валять! А то не знаешь? – пыхнул недовольством Ложкин. – Конечно, коммуняки… нас – казаков…
– А Валентин кто, коммуняка или казак? – подначивал Зимовой.
Гитарист хитро скосил глаза на московского гостя:
– Пусть он сам и ответит, я в его мысли не залезал и не знаю, что он на сей счет кумекает. Партбилет имел, это – факт.