нам нужно больше эстрогена и чулок,
желудков крепких и отчаянно железных.
мокрота, что схаркали в потолок,
на крышу в одиночестве полезла.
нам нужно воздуха, и жизни, и свобод,
цветной ковёр, что длинный путь устелет.
малиново-яичный небосвод
выскакивал из перевёрнутой постели.
нам нужно больше кантри и картин,
быков, боев и лошадиных скачек.
а значит, за ценой не постоим,
а значит, сами цену творчеству назначим.
нам нужно слово! нужен манифест!
манифестанты, в строй! да закалится сталь.
пора с насиженных, осточертевших мест…
сыграй нам что-нибудь. вот пиво. вот рояль.
сорви замки. в прах обрати зажим,
не дай на глотку наступить своим стихам.
мы, молодые, пьяные, свободные, лежим
под солнцем.
и всё на свете – нам.
такие истории рассказывают, встав в полный рост
не молюсь и не верую, но жизнь моя – вечный пост,
нарушаемый неуемным смехом влюблённых подростков.
такие истории рассказывают, встав в полный рост,
а мне не хватает роста.
в таких историях двое бегут в рассвет, что красивее
всего, что до этого видели, слышали, знали, пели.
примагничивает неземной, межгалактической силой,
гравитация вколачивает в постели.
так пришибает – ни сесть, ни встать, говорить взапой,
книги вслух, замолчать, опрокинуть свои стихи.
двое курят, и, может быть, это мы с тобой
стали
перекрестками всех стихий.
вот тебе сдача с сердца. ни в чем нам, боже, не откажи,
мы твои дети глупые. видишь: двое дрожат в ночи.
двое не ведают. ничего не ведают. а где-то – жизнь,
о которой слагают легенды. но мы молчим.
упиваются негой. собой. вином и истомой тел.
спички вспыхивают от безудержного огня.
двое грешников, да прости их, признай, что
недоглядел.
слишком поздно что-то уже менять.
такие истории рассказывают, встав в полный рост.
в них всегда есть море, запах аниса, лаванды и чистоты.
и заканчиваются они всегда до смешного просто:
шарю руками по одеялу.
но где же ты?
всё образуется. но не говорим о качестве новообразований.
от образованных толку – пшик, как от чая с ромашкой
при растяжении сердца. пружиной тугой в кармане
схлопывается/сжимается. вдох даётся тяжко.
клетка грудная превращается в клеть. звякают кандалы,
от надзирателей толку – ноль, сидят, глядят,
игра начинается на кончике заражённой иглы,