Я поняла, что этот статный горец и есть тот самый Маьхьди – народный мститель из Довта-Мартана. До меня доносились лишь обрывки из их разговора, из которых я поняла, что они помолятся и поскачут дальше. Меня удивил образ Маьхьди. Я ожидала увидеть уставшее от жизни лицо, но на нем не было даже отпечатка горя – лишь неуемная отвага и дерзкий волчий взгляд, в котором читалось, что он не собирается отступать. Это был человек невероятного обаяния, в котором жизненная энергия била через край. Молодецки лихо поправив на себе оружие, он зашел вслед за хозяином в дом…
Кута слушал мать, будто завороженный. Он ведь никогда не знал как и при каких обстоятельствах свела судьба его родителей, а сегодня в этот какой-то особенно теплый вечер суждено ему было услышать эту святую материнскую исповедь о любви и верности, о чести и долге, о горе и возмездии…
Цаца вновь замолчала. Не легко ей давались эти воспоминания, как не легко давался и жизненный путь, полный как счастьем, так и горем. Ее мысли прервал голос муэдзина, призывающий мусульман на ночную молитву. Кута кивнул Хамиду, чтобы тот подготовил все для омовения.
Ремид быстро подскочил к старшему брату:
– Я разложу овечьи шкуры для намаза. Пожалуйста, разреши мне все подготовить!
Хамид улыбнулся, пропуская вперед младшего брата. Хамид помог сойти с кровати бабушке, придерживая ее. После намаза Заза накрыла стол. Прошло какое-то время, пока в доме прибирали после ужина. Из комнаты Куты доносилось тихое чтение Корана. Под блеклый свет керосиновой лампы абрек полушепотом читал Священное Писание. Заза осторожно постучала. Кута закончил читать аят Корана и вопросительно посмотрел на нее.
– Можно мы придем к тебе снова? Мы с детьми очень хотим дослушать историю бабы. Кто знает, когда предоставиться ей в жизни такая возможность? – Заза в ожидании ответа смотрела на мужа. Кута отложил Коран на полку, прибитую к стене.
– Нужно! Эта история нужна нам всем! Ты не представляешь, в каком я сам ожидании услышать продолжение этой истории, поэтому зови скорей бабу и детей – улыбнулся Кута.