Даже после такой боли и горя, оказывается, не окаменело сердце Маьхьди. Перед его глазами встал тот роковой летний вечер, который навсегда перевернул его жизнь – эти маленькие ручки его пятерых детей, которые так и окоченели вцепившись в холодеющее тело матери, улыбки, навсегда застывшие на их круглых лицах, этот черный дым, застилавший предгорные холмы родного Довта-Мартана, повсюду валявшиеся тела его односельчан. Интересно, что было на сердце его семьи в тот момент? Кричали ли они его имя в предсмертном бреду? Просили ли милости у врага? Его жизнь ведь тоже была когда-то такой же благодатной и счастливой. Сколько раз он спешил к дому после тяжелых полевых работ, и сердце как в первый раз так радостно билось, видя этот маленький огонек в окне его дома, через которое он различал очертания красавицы жены, суетящейся по дому, слышал родные голоса сыновей и дочерей. Но все это в один момент рухнуло, превращая всю его, некогда спокойную жизнь в одно дикое желание отомстить. На протяжении этих долгих тридцати лет скитался он по всему Кавказу, уничтожая одного за другим тех, кто отдавал приказы на эту карательную экспедицию в Довта-Мартан. Оставалось лишь сейчас взвести этот курок и та тяжелая ноша мести свалится с его плеч, и он в назначенный срок с чистой совестью уйдет в Праведный мир, чтобы увидеть там отмщенных жену и детей. Но в глубины его истекающего кровью сердца, смотрели эти синие глаза ребенка. Он все сильнее и сильнее прижимался к отцу, словно чувствуя скорую разлуку, не мог насытиться его теплом. Вдруг неожиданно для всех, приводя в изумление самого майора, его жену, и наблюдавших с улицы за этой картиной, кабардинцев, чеченец опустил оружие. Он подошел к сидящему на коленях майора ребенку, и погладил его по русым волосам. Ребенок смеялся, застенчиво пряча свою головку на груди отца…
Маьхьди вышел. Никто в доме не шелохнулся с места, лишь выглянувший в окно майор увидел как его двор покидают несколько всадников, а среди них, словно жеребенок, ластящийся к кобылице, подпрыгивая, бежал какой-то зверь.
– Неужто волк? – изумился майор, а потом убедился в своих догадках, вспомнив, что ни одна собака не издала даже писка, когда незваные гости заходили в его двор.
Небо было чистым и звездным, словно ничего и не произошло, а Маьхьди в ту ночь окончательно завершил свой тридцатилетний путь возмездия. В его душе прощение оказалось сильнее жажды мести. Из чего было сделано его такое крепкое, но при этом умеющее прощать и любить сердце?