На улице Кривоколенной располагался ЗАГС города Козюхинска. ЗАГС этот занимал почти весь первый этаж панельной пятиэтажки. Орган имел собственный вход, украшенный для красоты серыми облупленными колоннами и клумбами-шинами. Из шин, по причине января, вместо цветов выглядывали заснеженные окурки.
В детстве Петя с товарищами любил гулять у «женилки». Вышедших из дверей ЗАГСа новобрачных гости радостно осыпали монетами достоинством в одну, две, а иногда и в пять копеек. Делалось это для того, чтобы новая семья жила в полном материальном достатке. И они, пацаны, едва дождавшись отбытия молодоженов и их родни, шустро подбирали копейки с асфальта. И даже соревновались – кто больше соберет. Побеждал всегда Кока Панов. А потом покупали на эти свадебные средства мороженое в вафельных стаканчиках. Некоторых молодых отчего-то посыпали не монетами, а кашей “Дружба” – рисом и пшеном. В эти дни мороженого Петя с друзьями не покупали.
– Жмотяры, – говорил про таких рисово-пшенных брачующихся Кока, – небось, и разбегутся совсем скоро. И невеста там такая страшная, как жизнь моя.
А однажды монеты им собрать и вовсе не позволили. Какой-то мужик – вроде бы, родня со стороны невесты – собирал деньги собственноручно. «Неча-ка побираться, – сказал им хмуро этот мужик, – работать бы лучше шли. Лбы здоровые».
И вот именно здесь, на улице Кривоколенной, и сам Петя Короедов будет стоять жених женихом.
С белой гвоздикой на левом лацкане пиджака. Стоять оцепеневшим и несчастным – будто на вокзале его родители позабыли. А рядом с ним бледным изваянием застынет бывшая его одноклассница Кошкина – в пышном белом платье и сердитым выражением на бледной мордочке. В руках у Оли -букет из чуть поникших роз. Фата, которая крепилась к Олькиной голове, стянет ее волосы на висках так туго, что края глаз хищно налезут на лоб. И Кошкина будет похожа на куницу, намеревающуюся сожрать хилую весеннюю полёвку.
Полёвка Петя станет уныло рассматривать собственных ботинок. И вид иметь страдальческий – будто это именно ему фата стягивает волосы к затылку. «Ну, ты и ваще, – мысленно сообщит себе Петя, – ну, ты и волк позорный …». Этим «волком» соседка тетя Люся Клюева называла своего супругу, дядю Сережу, если тот приходил домой крепко выпивши. Соседка тогда мужа домой не пускала, а томила в подъезде до готовности. Дядя Сережа долго долбился в родную дверь, орал всякую поэзию, типа «Люська, гнидА, открывай воротА!», а потом сладко засыпал на придверном коврике.