Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности - страница 32

Шрифт
Интервал
Лес сквозил что аиста крыло
И шоссе куда-то вверх вело
– М е т с а к а л м и с т о о – наша остановка
Свечи на земле – на мокрой хвое
Пламя белое стоит как неживое
Позабыл я, ты в каком ряду?
Все что первым – жизнь насквозь – заметил
Чем сквозь холст – в порыв бумаги бредил
Так и знал что я тебя найду

УРАЛ ЗИМОЙ ПЯТИДЕСЯТОГО

Сугробом кровля – овощехранилище
С зарей приводят женские бригады —
Штаны платки бушлаты и заплаты
Внизу темно и скользко – запах гнили еще
Зато попеть позубоскалить рады
Всему научат в лагере: училище
—А эта блядь откуда еще вылезла? —
Глаза блестят и губы виноваты
—Скучает дура по тебе траншея! —
Из-под тряпицы тоненькая шея —
Картофелина вроде проросла
Вверху белеют смутные окошки…
Возились двое на горе картошки —
Да это ведь любовь у ней была

МНЕ 12 ЛЕТ

Весь встрепанный и потный со двора
Вбежал: отец!.. И сразу тихо стало
Из темных рук бумага выпадала —
И той бумаге не было конца
Он плакал половиною лица
Над Витебском над мятой похоронкой —
И горе вдаль веревочкой – воронкой
Закручивалось – дымная дыра
Устами – всеми звездами крестами
Отец рычал хрипел: «Будь проклят Сталин!»
Обмолвился?.. Ослышался я? да?
Не Гитлера винил он в смерти сына…
Пусть жжет вас пламя Страшного Суда! —
Да керосина больше! керосина!

ВОРОНА

Оказывается не чуждо чувство юмора
и птицам. Вот – бросаю палку пуделю —
Палка перед ним как живая прыгает
по асфальту. Ранний октябрьский
иней выбелил траву кусты. Оттуда
за нами ворона следит с любопытством
Лохмушка радуясь гарцует, перехватывая
белыми зубами толстый прут крошит
Бросаю снова. С элегантностью пантеры
ворона низко проносится над пуделем
опережая подхватывает палку – выронила
в притворном ужасе: «сыр выпал!» – тот кидается
Вдруг сообразив оскорбленно заливается лаем
Она смеется клюв беззвучно разевая

ПОЭЗИЯ ЗЕМЛИ

«Поэзия земли не знает смерти» —
Счастливая земля и небо Китса!
Перелистаешь, так и екнет сердце:
Двадцатый век – последняя страница?
Там чудище в тумане черным чертит
А здесь в березняке – и снег и птицы
И слышно как деревьям лето снится…
Опомнитесь! замрите и не смейте!
…что графоман я понял по затылку
Поставил абрикосовой бутылку
И высыпал на стол орехов грецких
День остывал – дышалось в Коктебеле
И так хотелось «плыть и плыть без цели»
Под ровный гул стихов его – советских

СОНЕТ ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ

Здесь воздух весь – полынь – и небо птичье
Следующая страница