Аконитовые грёзы - страница 22

Шрифт
Интервал


"Корвус".

Скривился, в который раз ругая себя за глупость – Всадница отравила ошейник своими чарами, и я по собственной глупости надел его на шею и позволил яду распространиться по своим жилам. Это не проклятие, не магический обед, не чары. Она словно перекроила меня изнутри. Нашла момент, когда я не буду ожидать подвоха и стану уязвим. Надела на меня наречение руками той, которой не опасался; впрочем, опрометчиво было и Циаре доверять. Она играла от скуки. Потеряв человеческую жизнь и очнувшись сиреной в Черных водах, ощутила силу. Возжелала большего. Забылась ею французская Фронда, исчезло из памяти прежнее имя. Лишь кулон в форме сердца, дарованный теткой-ведьмой, напоминал Циаре о прошлом… Поначалу сирена была во власти гнева и мести – частые эмоции людей, потерявших жизнь и ставших частью Межмирья, – но затем, упоенная новыми возможностями, Циара осознала, что нашла приют среди могущественных морских созданий, которые обитали в этих мрачных водах. Потопленница, обвиненная в ведьмовстве и сброшенная в бурные воды собственным суженым – может потому она так прониклась Адель, чьи легкие поглотил океан? За смятением пришло принятие, и нареченная Циара влилась в сумбурный Вакуум, наполненный такими же потерянными, искателями, дельцами, одиночками, отверженными и находящими. Она жадно училась. У травниц и ведьм, у шаманов и фокусников. Судьба привела Циару к стенам Заведения. Желание познать свою тьму заставляло ее остаться подле меня, вспыхнувшая страсть дурманила рассудок; но раз за разом она сбегала, отправлялась в плавание по непроглядно-черным глубинам, чтобы разыскать древнюю магию, способную исполнить ее желание. Сирена становилась все сильнее и увереннее, все независимей и хитрее. Я не мог злиться на нее за стремление играть теми, кто рядом, ибо, к чему лукавить, я сам в ней то и воспитал.

Я всегда был таким. Испытывающим удовольствие от своей силы и контроля над окружающими. Доводил прочих до крайности, играя с эмоциями и жадно наслаждаясь каждым манипулируемым движением. Ибо мир скушен. Статичен. Понятен и прост до пошлости и тошноты. А когда к тому же твоя жизнь непозволительно длинна, ничего и не остается, как искать себе праздных развлечений. Не существует ни верности, ни предательства; не существует уз и привязанностей, нам никто не может изменить, но нам не на кого и положиться. Мы все играем, и вопрос лишь в том, как к этому относиться и какие правила принимать.