Подошло время выходить. Посидев с минуту на кухонных табуретках «на дорожку», мы спустились во двор. Сизые, пропитанные влагой облака чьей-то огромной невидимой рукой размазало по всему небу, накрыв город огромной матовой крышкой, сквозь которую маленькое тусклое солнце рассеяно обозначало очертания блеклых тополей. Для семи часов утра было слишком мрачно, и от этого становилось неуютно. Такси, старая волга из семидесятых, уже ждала нас. Усевшись и хлопнув ее желтыми дверьми, мы выехали со двора, вклинились в сонный поток машин и покатили в сторону железнодорожного вокзала.
– Милый, – неожиданно Таня прервала тишину, – помни: кактусы поливай раз в неделю, а диффенбахию – два раза.
«Диффенбахия ― это тот, ядовитый, в зале», – вспоминал я.
Он мне совсем не нравился ― вытянутый с пестрыми крупными удлиненно-овальными листьями, он все время болел и за два года ни разу не цвел, а значит, напрасно занимал свое место. Я терялся в догадках, по каким критериям Таня подбирает растительность в наш дом. Подоконники, уставленные всевозможными видами кактусов, напоминали оградительный заслон против грабителей, только вместо колючей проволоки ― шары с иголками. Наверное, это обостренное чувство незащищенности или же проявление «бросаться в крайности» играет не второстепенное значение. Справедливости ради, можно заметить, что когда этот колкий забор цвел, удивительные цветы радовали глаз, только благодаря этим моментам стоило мириться с нашей жизнью «заключенных». В любом случае я не любил затевать разговор при посторонних людях, и переговариваться на развлечение водителю для меня было невыносимо. Я молча кивнул, продолжая смотреть на промокший город. На перекрестке нам загорелся зеленый. Быстро набрав скорость, наше такси двинулось дальше, часто плюхаясь правым передним колесом в разлившиеся вдоль бордюр лужи. При этом вода заливала лобовое стекло, и старые дворники медленно со скрипом описывали дугу, а водитель, с серым вытянутым лицом и короткими усами в виде растрепанной щетки, кланялся в разные стороны, высматривая сквозь грязные потеки дорогу. Спустившись с моста, мы выехали к старому желтоватому зданию железнодорожного вокзала. Таксист нашел свободное место и остановил машину. Воздух здесь был плотно наполнен различными шумами и звуками: с внешней стороны, стороны города, гудками клаксонов и фырканьем моторов, чередой подъезжающих маршруток и такси, сдержанным, озабоченным гомоном отбывающих и провожающих, резким и неприятным слуху голосом громкоговорителя, звучащего откуда-то сверху; с внутренней же ― звонким грохотанием товарных вагонов, свистом спешивших скорых поездов, радостными восклицаниями прибывающих и встречающих людей, в которые беспардонно вмешивался тот же неприятный голос громкоговорителя.