Воды убывали; ворон; выпуск голубя; Выход Ноя из ковчега;
применение всесожжения; «сеяние и жатва не прекратятся…»
И час настал, и вспомнил Бог о Ное,
о спутниках его.
И небо засияло голубое,
от страхов не осталось ничего.
Господь навёл на землю сильный ветер,
источники бездонные закрыл,
и мировой потоп остановил.
И вот, однажды, утром на рассвете
он горы им явил.
Настала ночь, и сном забылись люди.
Ведь сон, как Божий дар,
когда никто не ведает, что будет.
И, вдруг, во мгле ночной – глухой удар.
Ковчег скрипел, стонал, сопротивлялся,
животные рвались в своих углах,
живое охватил смертельный страх.
И только Ной кошмару не поддался
с молитвой на устах.
А утром прояснилась вся картина:
над морем, на земле
под небом и безоблачным, и синим
стоял ковчег, прижавшийся к скале.
Он под скалой, как под защитой брата
держался безнадежно одинок,
но люди знали, что хранит их Бог.
На самой высшей точке Арарата
лишь Бог спасти их смог.
И время шло – неделя за неделей
в заботах и трудах.
Два месяца над миром пролетели.
Смывая тлен, сходила с гор вода.
Над морем их вершины засияли.
И ровно через сорок Божьих дней,
чтоб мир ему разведать поверней,
Ной ворона в неведомые дали
пустил рукой своей.
И тот летал и снова возвращался,
пока вода сошла.
И, наконец, с ковчегом распрощался.
А Ной отправил нового посла:
его послом его был голубь белоснежный.
И голубь улетал и прилетал,
но доброй суши он не увидал
и возвращался на ковчег прилежно,
кормился, отдыхал.
Семь дней прошло, и Ной отправил снова
пернатого в полёт.
И белый голубь, как Господне слово,
масличный лист им в клювике несёт.
Ещё семь дней помедлив, вновь пускает
Ной с борта на разведку голубка.
Надеждою крепка его рука.
И белый голубь снова улетает
и тает в облаках.
Но вот он улетел и не вернулся:
сумел приют найти.
И к людям Ной счастливый повернулся,
и всем сказал: "Настал конец пути".
Ковчега кровлю он открыл для света.
И видит Ной: подсохла вся земля,
в низовьях гор виднеются поля.
Природа ждёт приветливого лета.
И солнца ждёт земля.
Почти что год над сушей были воды.